Ефим Черняк - Тайны Франции. Заговоры, интриги, мистификации

— Я не признаю вас! У вас нет права судить меня. Я это обжалую!

Но вскоре Жиль сумел взять себя в руки и начал доказывать, что члены трибунала принадлежат к числу его врагов и не могут быть беспристрастными судьями. Это был самый сильный пункт в защите Жиля — удовлетворить требование подсудимого означало сменить состав столь тщательно подобранного суда. Отказать обвиняемому в его требовании означало создать предлог для возможной отмены приговора. Даже если бы до этой кассации подсудимый был уже отправлен на эшафот, снова бы встал вопрос о конфискованных у него землях. Присутствующие в зале затаили дыхание…

Епископ и инквизитор поспешили объявить не имеющим силу протест обвиняемого. К тому, же такой протест может вообще быть подан только в письменном виде. Судьи отлично учитывали, что до начала заседания Жиль де Ре не имел причин его подготовить и вдобавок у подсудимого не имелось адвоката, который мог бы составить по требуемой форме нужный документ. Все же трибунал объявил, что готов предоставить обвиняемому несколько дней отсрочки для подготовки зашиты. Барон, смертельно бледный, с пеной на губах, отрицал обвинения. Но поклясться в этом спасением души Жиль наотрез отказался — это могло рассматриваться как страх перед ложной клятвой или как нежелание признать полномочия суда. Заседание было отложено. Из тюрьмы Жиль де Ре написал письмо королю Карлу VII с просьбой о вмешательстве. Оно осталось без ответа. 12 октября суд возобновился — заслушивали свидетелей в отсутствие обвиняемого. Когда на следующий день в зал ввели де Ре, он обрушился на епископа и инквизитора, именуя их развратниками и симонистами — торговцами церковными должностями. Барон оспаривал не только права трибунала, но и полномочия его председателя Жана Мальтруа. Последовал обмен все более резкими и оскорбительными репликами. Епископ и инквизитор объявили Жиля отлученным от церкви, а тот, в лихорадочном возбуждении, выкрикнул слова:

— Я отрицаю за симонистами и развратниками вашего толка право судить такого человека, как я!

Поздним вечерним часом заседание было перенесено на двое суток — на 15 октября. За этот не долгий срок обвиняемый пережил какой-то тяжелый душевный кризис. Приведенный снова в зал заседаний, Жиль смиренно признал компетенцию своих судей и что им совершены преступления, которые относятся к их юрисдикции. Заливаясь слезами, Жиль умолял о прощении. Казалось, сами судьи не знали, что думать о таком превращении — было ли оно следствием небесного озарения, муками совести, стремлением умилостивить трибунал или, напротив, каким-то ловким маневром. Историки разделяют это удивление, не зная, считать ли раскаяние Жиля де Ре результатом воздействия страшной кары — отлучения от церкви или надежды на отмену приговора, которую ему будто бы подал какой-то посланец короля. Стоя на коленях, Жиль, рыдая, клялся и подтверждал показания Пуату и Прелати. Только после этого с подсудимого было снято отлучение. Суд решил перейти к дополнительному допросу свидетелей, которому были посвящены заседания 16 и 19 октября. Тосканец признал занятие алхимией и попытки вызвать дьявола. По признанию Прелата, он объяснил барону неудачу их заклинаний тем, что дьяволу пришлись не по вкусу преподнесенные ему дары, но не советовал приносить в жертву детей. Прелата осторожно заявил, что он лишь слышал об убийствах пажей, приписываемых Жилю де Ре. Слуги барона и другие свидетели рассказывали об убийствах, о перевозке и захоронении скелетов в замке Шамптос. 19 октября Жиль де Ре в ответ на вопрос, не желает ли он что-либо сказать по поводу этих показаний, заявил, что целиком полагается на совесть свидетелей и точность записи их слов секретарями суда и что он ничего не может добавить в собственную защиту. На решающем заседании — 20 октября — барон снова заявил, что ему нечего возразить или прибавить к сказанному свидетелями.

Но и такого смирения суду показалось недостаточно. Трибунал счел необходимым выяснить всю правду о преступлениях и поэтому решил подвергнуть обвиняемого пытке. Услышав об этом, Жиль лишился чувств — стражникам пришлось отнести его в тюрьму. На следующее утро Жиля привели в мрачную пыточную камеру. Однако пытку не пришлось применять — Жиль стал перечислять все свои преступления. Никто, добавил он, не подстрекал его к их совершению, лишь его собственные порочные желания; им совершено столько злодеяний, что за них можно было бы предать смерти и десять тысяч человек. Для очной ставки вызвали Прелата. Жиль, по-видимому, чувствовал живое сострадание к своему сообщнику, даже назвал его своим «нежным другом». Итальянец невозмутимо слово в слово повторил свои прежние показания. Жиль де Ре полностью подтвердил свидетельство алхимика. Когда тосканца уводили, плачущий Жиль сказал ему на прощание, что они «встретятся в раю» — странные слова в устах великого грешника, если он еще находился в здравом уме.