Владимир Богораз - Жертвы дракона. На озере Лоч [litres]

Я оставил роман свой как бы неоконченным, ибо я не хотел дать свирепому дракону пожрать благородного Яррия и не мог дать Яррию побить дракона. Пусть же читатели сами кончают, как хотят…

Но худшие драконы – это создания нашего воображения, и тогда драконоборец становится героем-богоборцем, героем-мятежником и революционером. Он борется не только с телесным, физическим чудовищем, но и со зловещими уставами собственной эпохи, собственного племени.

Богоборцем-мятежником, первым революционером древнейшего палеолита, я сделал своего Яррия. И пусть не говорят, что это надуманный образ, ибо от самой седой древности в человеческом сердце, рядом со слепою покорностью самосозданным чудовищам, живёт и неверие, и смелый порыв к отчаянному противоборству. И я сам встречал неоднократно у чукчей, у эскимосов, у тунгусов и юкагиров, таких точно юношей, как Яррий, которые, на зло колдунам и шаманам и сложной сети духов и демонов, заполнивших весь первобытный кругозор от земли и до неба, утверждают себя в неверии и всех духов, и» верхних, и средних, и нижних», вызывают на бой.

Кощунственные речи первобытного атеиста заимствованы мною из действительных речей, слышанных мною где-нибудь у вечернего костра среди необозримой тундры или на берегу морском, перед лицом ревущей бури.

И также из действительной жизни первобытных племён заимствованы мною и другие фигуры и сцены романа.

В охоте на диких оленей мне самому приходилось участвовать, а также и в празднике воскресения зверей, с той разницей, что центральное место, вместо огромного древнего мамонта, занимал такой же огромный кит.

Праздник вытирания огня из дерева существует в разнообразнейших формах, даже у культурных народов.

Эпидемии я видел не менее опустошительные, чем описанная в романе, и видел, как шаманы переодевали обезумевших женщин мужчинами и мужчин женщинами, чтобы обмануть невидимых духов-убийц.

Разделение полов, весенние пляски и брачные оргии тоже являются общим явлением. Первобытная жизнь совсем не является простой. Она проявляет ту степень общественной сложности, какая изображена в романе.

Ибо судьба человека первобытного и судьба человека современного подчинены одним и тем же законам. Из далёкого прошлого в безмерно далёкое будущее устремляется мужество Яррия-богоборца и нежная душа его подруги Ронты, когда они вместе плывут по быстротекущей реке бытия в хрупкой лодке собственного воображения.

Я ничего не сочинял, я только комбинировал. Образы, легенды, рассказы заимствованы у разных племён и северных, и южных. Последняя песнь Ронты – лишь вольный перевод полинезийского предания о затмении солнца. На основе всех преданий, сплетённых мною в цветочный венок повествования, я старался осознать и углубить эту мечту палеолита.

Повесть «На озере Лоч» относится к эпохе свайных построек. Действие её происходит приблизительно на севере Италии, на одном из озёр. Два племени приходят в столкновение. Одно принадлежит к смуглой и темноволосой расе ранних обитателей Европы. Самое имя его «селоны» имеет отношение к группе племенных имён, наиболее древних в Италии: сикулы, сиканы (также валлийские силуры). Имя это было упомянуто в романе «Жертвы Дракона», который относится к более ранней эпохе.

Другое, белокурое племя явилось с востока и принесло с собою бронзу и домашний скот, верховых лошадей и телеги.

Его имя – мидийского корня, подобно многим другим именам восточной Европы, известным из древних эпох.

Для быта приозёрных рыбаков мне служили образцом юкагиры, чукчи и иные туземцы Берингова моря, по личным наблюдениям, также и другие племена по литературным источникам. Для быта скотоводов я старался использовать то, что нам известно о древних германцах и гуннах и скифах и индийских арийцах ведической эпохи.

Воинские игры и пляски, легенды, колдовство и заклинания – всё это заимствовано из действительной жизни различных племён. В частности, рыбьи пляски и насмешливые песни девушек взяты у центральных эскимосов, заклинания Низеи и её галлюцинации и весь ход оживления оглушённого Аслана составляют только вариант шаманских заклинаний, весьма распространённых среди множества племён. Полёт Низеи в загробное царство в порыве шаманского экстаза и битва её с Крылатою Бабой из-за маленькой душки Аслана взяты почти буквально из «Рассказа о безруком шамане», очень известного на крайнем северо-востоке Азии.

Страсти и чувства героев моей повести, несмотря на всю простоту их быта, в общем похожи на наши. Ибо это всё-таки люди, такие же, как мы. Мало того, это люди уже совершившие в прошлом сложную и своеобразную культурную работу. Ибо добывание огня, рыболовство и охота, выделка оружия и платья, постройка жилищ, даже весьма первобытных, всё это предполагает множество изобретений и технических приспособлений, уже известных и испробованных в деле, и требует огромного духовного труда, о котором мы слишком часто забываем в своей городской кичливости.