Майт МЕТСАНУРК
НА РЕКЕ ЮМЕРЕ
Роман
I
Мягкие хлопья снега ложились на проселочную дорогу, на белые простыни полей, на скаты крыш и жерди шалашей. Старые ели, стоящие купами и в одиночку вокруг дворов и по концам улочек, ловили своими широко распростертыми лапами медленно парящие хлопья и не давали им упасть.
Молодая женщина в расшитом красными нитками платке и накинутой на плечи большой белой шали с желтой каймой уходила по мягкому снегу из деревни, держа за руку трехлетнего мальчика. Лицо ее распухло от слез, веки покраснели, ноздри вздрагивали, губы были плотно сжаты.
Мальчик высунул руку из мехового рукава, белая снежинка упала ему на ладонь, и он, смеясь, сжал пальцы. Но, взглянув украдкой на мать, сморщил лицо, словно собираясь заплакать, и дрожащими губами спросил:
— Куда мы идем?
— Домой, в наш новый дом, — едва приоткрыв рот, чтобы не разрыдаться, прошептала молодая женщина.
Мальчик начал тихонько всхлипывать и перестал ловить хлопья.
Было утро, по дороге им встречались охотники с луком за плечами, пучком стрел и небольшим топориком, заткнутым за кожаный пояс. Встречались закутанные женщины, торопившиеся в деревню за огнем, чтобы зажечь потухший ночью очаг. Встречались и люди, державшие путь к кузнецу, чтобы наточить кто топор, кто стрелу, острие которой затупилось, а кто наконечник сломанного копья.
Все они почтительно приветствовали Лейни, молодую жену старейшины, и даже останавливались, чтобы спросить, куда она в такую рань, по бездорожью, с маленьким сыном. Но при виде заплаканных глаз с покрасневшими веками, искаженного болью, распухшего от соленых слез лица, стиснутых губ умолкали и, покачивая головой, глядели путникам вслед.
Вечером вся деревня, а на следующий день и весь кихельконд Саарде знали: молодая жена старейшины ушла с сыном в лесную глушь и поселилась в одиноком заброшенном шалаше. Стало известно также, почему все это произошло. Не так давно Кямби — старейшина Саарде — со своими людьми и с людьми из Алисте, Мягисте и Уганди ходил на Беверину. В то время, пока одни, окружив крепость, мерзли на холоде и дрались с вырвавшимся из осады противником, Кямби со своей шайкой грабил латгальские деревни. Удирая, он побросал почти всю добычу, однако несколько молодых коней и одну довольно-таки разнузданную девку все же привел домой. Начались пиршества. Девка перевернула дом вверх тормашками, плясала, бесновалась, закружила старейшине голову и совсем вытеснила Лейни.
Узнали еще, что девка ударила Лейни по лицу и избила ее сынишку, поспешившего матери на помощь.
Ночь Лейни провела на половине девушек-служанок, а утром, взяв сына за руку, покинула дом старейшины.
Вскоре после этого слуги Кямби разнесли по деревне приказ: не дозволяется никому проведывать Лейни в ее новом жилье в лесу; не дозволяется оказывать ей хоть малейшую помощь, если она попросит; не дозволяется носить ей огонь или съестное. Вот. тогда-то она пожалеет, что была так упряма и высокомерна, и вернется в свой дом. Образумится, когда мальчишка начнет реветь с голоду. Так и так своим уходом она опозорила семью и дом старейшины не только перед всем кихелькондом, но и далеко за его пределами.
Кямби боялись. Все знали, что повсюду у него есть уши, которые слышат, и глаза, которые видят. Никто не осмеливался ослушаться его приказа или обсуждать его запрет. И Лейни оставили замерзать и голодать в заброшенном шалаше, в глухом лесу.
Уже на третий день ее увидели бредущей по деревне. Бушевала метель, снега намело на глухих лесных дорогах выше колен, и поэтому Лейни оставила сына в лесной хижине. Дверь она подперла крепкими кольями, чтобы мальчик со скуки или со страху не выбрался из дому, да и волки чтобы не ворвались туда.
С самого полудня Лейни ходила из дома в дом, где, как ей помнилось, раньше были приветливы к ней. Но теперь, увидев ее за воротами или во дворе, люди говорили, что Кямби, мол, крепко-накрепко запретил подавать ей милостыню и что незачем ей в даже и входить. Правда, кое-где ей разрешали передохнуть и погреться и даже совали что-нибудь за пазуху, веля, однако, спрятать понадежнее. А в ином доме начинали бранить Кямби, рассказывать, как он сколотил себе богатство грабежом на больших дорогах, как покупает сочувствие, раздавая из награбленного добра серебряные монеты или бронзовые украшения.
Читать дальше