Жан-Кристоф Руфин - Большое Сердце [litres]

Деньги – это чистое видение. Глядя на их, ты мысленно видишь нескончаемую вереницу предметов материального мира.

Мой тесть терпеливо посвящал меня в искусство обращения с деньгами. Вскоре он упрекнул меня в недостаточном внимании к тому, чем я занимаюсь. Производя денежные операции, я отправлял свой дух скитаться – будто смотрел на горящие поленья. Но для той точной, требующей скрупулезного отношения деятельности, которая связана с финансами, склонность мечтать не самое полезное качество; я допускал ошибки, которые могли дорого обойтись. Мой тесть хоть и ворочал большими делами, доходы его были невелики. Малейшая оплошность при взвешивании драгоценных металлов или в расчете пропорций могла плохо сказаться на прибыли.

Однако Леодепар был человеком добрым и снисходительным. Он видел мои недостатки, но не отказывал мне в доверии. Он был убежден в том, что каждый может найти себе подходящее занятие в жизни при условии, что верно оценивает свои способности. В менялы я явно не годился. Оставалось понять, пригоден ли я вообще к чему-нибудь.

Вспоминая то время, я понимаю, что оно было мрачным и жестоким и все-таки плодоносным. Успехи мои были невелики. В глазах городских обывателей я был обязан своим положением семье жены, а не собственным заслугам. Тесть отвел нам отдельный дом, который специально выстроил для дочери. Через год после свадьбы у нас родился ребенок – красивый мальчик, которого мы нарекли Жаном. За ним последовали еще трое. Масэ была счастлива. В доме, где еще пахло цементом и свежеотесанным деревом, детские крики и болтовня служанок заглушали наше молчание. Мы с Масэ искренне любили друг друга – отстранившись на то чуть досадное расстояние, которое одновременно объединяет и разделяет людей, погруженных в свою внутреннюю жизнь.

Я был полон сомнений, планов и надежд. Многие из моих идей были иллюзорны, другие оформились позже. В этот период моей жизни, от двадцати до тридцати лет, в моем сознании постепенно, с трудом складывался яркий образ мира и того места, которое мне хотелось бы в нем занимать. Под влиянием тестя у меня возникло более широкое и ясное представление о стране и тех, кто ею правит. До сих пор круг моих знакомств, определенный скромным положением отца, составляли люди, которым приходилось все сносить. Превратности военного времени, распри принцев крови и народные бунты мы воспринимали как превратности судьбы, и у нас не было иного выбора, кроме как подчиняться ей. Вельможи утверждали, что их власть, а также власть их предков исходит от Бога, а крестьянин полагался на то, что господин его защитит. На знати еще лежал отблеск немеркнущей славы Крестовых походов, которые вернули истинную веру в сердце христианского мира. Моя возмущенная реакция на унижение отца была школярским ребячеством: я понимал, что даже если я сейчас восстаю против этого, то, став взрослым, буду вынужден, как и он, подчиниться. Порядок вещей казался незыблемым. Но, общаясь с тестем, я понял, что наши страхи и наша зависимость вовсе не являются чем-то фатальным.

Сопровождая Леодепара к вельможам, я убедился, что к нему относятся совсем иначе, чем к простому меховщику. Тесть мой был звеном прочной, хоть и незримой, финансовой цепи. Аристократы побаивались его и не решались унижать.

Я был женат уже два года, когда безумный король наконец отдал Богу душу. Смерть его не внесла никакого успокоения в умы, напротив, казалось, что владевшее им безумие теперь охватило всю страну. Распри принцев крови вспыхнули с неслыханной силой. Оказалось, что никому не под силу вступить во владение его наследством. Дофин Карл попустительствовал убийству Жана Бесстрашного [4] Жан (Иоанн) Бесстрашный (1371–1419) – герцог Бургундский, сын Филиппа Смелого и Маргариты Третьей Фландрской. При жизни отца носил титул графа де Невер. , герцога Бургундского. Все, в том числе мать дофина, враждовали с ним, покушались на его жизнь. Затворившись в Париже в своем особняке, мать заключила с врагами сына соглашение, по которому французский трон на три года был доверен правителю Англии.

Однажды мне довелось отправиться в Анжу вместе с тестем, у которого были там дела. Впервые в жизни я покинул родной город. Я был поражен увиденным. Подобно тому как при ударе по стеклу его поверхность на большом расстоянии от места удара покрывается разбегающимися трещинами, ссора принцев отзывалась на местах бесчисленными столкновениями, опустошавшими страну. Мы проезжали разрушенные деревни и повсюду видели сожженные амбары, конюшни и даже дома. Оголодавшие крестьяне возделывали крошечные пятачки земли на опушках леса, чтобы при малейшей опасности можно было укрыться в чаще. Стояла поздняя осень, было уже холодно. Однажды утром наши кони остановились: нас окружили сотни детей, они скитались по лесу, меся босыми ногами ледяную грязь. Вся кожа их была покрыта струпьями, они возбуждали скорее жалость, чем страх. Чуть дальше мы наткнулись на мелкопоместного сеньора, который в сопровождении дворовых выехал на охоту. По его расспросам мы поняли, что он выслеживает этих одичавших детей, намереваясь прикончить их, будто речь шла о том, чтобы загнать кабанов или стаю волков. В нашем королевстве больше не осталось представителей рода человеческого, были лишь враждующие племена, не признающие права творений Божьих на жизнь.