Милош Црнянский - Переселение. Том 1

Все свершилось мгновенно. Покуда она, полумертвая от горя, приводила в порядок платье, чтобы выйти с мужем на люди, он, услышав щелканье кнута, украдкой перекрестился, кинулся к двери и оказался лицом к лицу с братом. Наспех расцеловавшись с ним и оборвав ему четки, так что те разлетелись по грязи, он вскочил в рыдван.

Услыхав лошадиный топот и крики, ничего до тех пор не подозревавшая женщина выбежала на порог и, увидав, что экипаж уже скрывается в кустах за шелковицами на другой стороне выгона, как пьяная, без памяти повалилась на руки деверя.

Приподнявшись с заплаканной дочерью на руках в огромном расписном рыдване, прыгавшем на ухабах, старший Исакович увидел только, что жена его лишилась чувств. Склонив голову к ребенку, он молча смотрел, как экипаж, разбрызгивая грязь и налетая на корни, пни и кочки, завернул за редкую рощицу акаций и как кучер, упершись ногами в окованный железными украшениями передок, остановил наконец понесшую тройку.

Отругав слуг, он, все еще прижимая к груди дочь, удостоверился, что оружие, одежда, сапоги и новенькая, кованная серебром сбруя — на дне экипажа, а дукаты, нож и часы-луковица — в поясе. Ничего не забыто.

Потом приказал ехать медленнее и, лаская девочку, принялся, словно разряженный, матерый медведь, урчать, подпрыгивать и пританцовывать на месте. А она, гладя его ручонками, смеялась сквозь слезы и теребила серебряные бляхи на его треуголке.

Над плавнями и ивняком прояснялось, перед экипажем взлетали с песней первые жаворонки. В небе кружились стаи ворон. Все больше светлело от необозримых заливных лугов и заводей. Катясь по дороге вдоль берега, мимо крутых склонов, спускавшихся в мокрые луга, рыдван быстро нагнал три большие черные барки, которые медленно ползли вверх по течению.

Теплые объятья детских ручонок казались продолжением сна. Он слушал перестук копыт, поскрипывание колес, детский голосок, в которые вливались трели жаворонка и воронье карканье, слушал словно сквозь сон и глядел на дождевые тучки, которые быстро таяли под лучами бесконечно далекого, но огромного солнца.

Не получая ответа на свои вопросы, девочка без конца повторяла их обиженно и настойчиво, дергая отца за уши, за позумент, за усы. Невыспавшаяся и слабенькая, она лепетала все тише и тише. Он, тихо напевая, укачивал ее. Вскоре девочка уснула у него на груди.

После ненастья наступил погожий весенний день. В плавнях и лозняках на противоположном берегу закурился тяжелый молочный туман, он становился все гуще и вскоре затянул всю реку. Песня плывущих в барках долетала среди мертвой тишины едва слышно, словно из-под земли.

По вырисовывавшимся слева лиловым горам и лесам можно было заключить, что утро будет ясным и солнечным. У ряда высоких тополей он велел остановиться. Расцеловал уснувшую дочь, положил ее на сиденье, а сам, при помощи слуг, уселся на коня и, въехав в кустарник, спокойно дождался, пока перегрузят вещи на вьючных лошадей. Потом отпустил слуг брата, посторонился, чтобы дать развернуться рыдвану, и долго смотрел, как он катит по густой траве и как из-под лошадиных копыт взлетают вспугнутые жаворонки.

Сняв треуголку, он отдал ее слугам и зарысил перед ними, трясясь в седле, как мешок.

Все было кончено. Стоило ему только сесть на коня и отослать дочь, как вся усталость последних бессонных ночей, сборов, дней, проведенных в седле, будто уселась к нему на спину. Запах влажных кустов, парная духота низких, озаренных солнцем облаков, ползущий с реки густой, как молоко, туман затрудняли дыхание и клонили ко сну. Беды, сдавалось, остались позади, перед ним расстилались лишь поросшие густой травой дали, которые отнимали силы. Он был спокоен. Двинулись они рано, и он рассчитывал к ночи добраться до Варадина, где к ним присоединятся остальные подразделения. Полк формировался по селам Славонии и Срема {2} 2 Славония, Срем — исторические области на юге Австрийской империи, населенные преимущественно сербами и хорватами. В XVIII в. частично входили в систему Военной границы (см. примеч. 10). и под его командой должен был направиться сначала на смотр в Печуй, а потом в стан Карла Лотарингского, который под началом генерал-фельдмаршал-лейтенанта, барона Йоганна Леопольда Беренклау уже выставил свои форпосты вдоль Рейна до Штукштадта.

Склонный к меланхолии, что с возрастом делала его все молчаливее, он, подобно отцу, на которого всегда ссылался, спокойно отправлялся на войну. Ему надоело кочевать, опротивела не утихавшая в нем и в тех, кого он вел, тревога. Неженатым он прошел с родичами почти по всем городам вдоль Дуная и Тисы, помогая в торговых делах брата. Потом женился и вернулся на военную службу. Его ценили, поручали важные дела и часто перемещали, чтоб он успокаивал переселявшийся с места на место народ.