Николай Лугинов - По велению Чингисхана

Решение Верховного суда все не выходило, столько дней ушло на напрасное ожидание…

Дошли не очень хорошие слухи сперва о том, что на Сиги-Кутука, стоявшего с небольшим войском под крепостью Парван, напал Джалал-ад-дин, и он вынужден был отступить с довольно большими потерями, потом о том, что Чагатай попал в засаду. Не надо было даже особо разбираться в этих двух случаях, чтобы понять, что тут подвела недостаточная организация. Для человека, хорошо понимающего все хитрости военного дела, это ясно: даже на уровне тойона-сюняя. Значит, они, находясь на землях врага, потеряли бдительность, не выполнили обязательные требования по организации многоступенчатой системы охранения. И причина ясна – чрезмерное самомнение: «Кто осмелится напасть или устроить засаду на нас?»

Слишком много оказалось злорадствующих по поводу того, что глава Верховного суда и главный толкователь Джасака, два великих тойона, на этот раз так сплоховали.

Аргас был неприятно поражен, услышав подобные высказывания даже из уст своих мальчиков, когда по своей постоянной привычке устроил разбор причин происшедших неудач. Почему возникает такое отношение к людям, которых лично они никогда не встречали, которых совсем не знают? Видимо, корни лежат глубоко… И, скорее всего, исходя из врожденной противоречивости человеческой натуры: человек всегда протестует против давления силой, даже против указов-джасаков, путем ограничений или принуждения пытающихся повернуть его к добру, в сторону айыы [41] В этом случае – в сторону святых деяний. .

Страшные, далеко идущие мысли… Но что с этим поделаешь? Ничего не можешь.

Каким бы сильным, талантливым, умелым ни был сам, но предназначение Создателя все равно возьмет свое. Не только не можешь изменить в корне течение жизни, вытекающее из природы человека, из его нутра, но даже повлиять хоть немного на его ход… Все течет по своему руслу, как великая река. И ты, будь хоть трижды великим бахсы, зря мнишь про себя, что можешь повлиять на ее течение…

С того дня, как пал старый Хорезм с его великолепными строениями, возвышающимися над крепостными стенами, широкоохватные военные действия на земле сарацинов были свернуты, жизнь начала входить в прежнее русло, разрушенное – восстанавливаться.

Сыновья хана, покорив уцелевшие небольшие крепости, собрались в прекрасной местности Талакан.

На этом война могла бы прекратиться, если б не восстали несколько крепостей, оставшихся нетронутыми, поскольку сдались без боя, начиная с Харасана. Почему-то их жители сами навлекли на себя новые страшные бедствия, убив вновь назначенных джасабылов, несмотря на то, что ни в одном из них не осталось монгольских войск, которые бы угнетали их. И война, затихшая было, вновь разгорелась с новой силой, опять погибло множество людей, жизнь, только начавшая восстанавливаться, опять была разрушена.

Среди монголов отношение к завоеванным тоже было разное. И прежний спор опять возник в эти дни. Казалось, новые восстания подтвердили ошибку сторонников милостивого отношения к побежденным и правоту настаивающих на жестких мерах.

– Люди никогда не понимают добра. Так что, навязывая непонятное, еще больше портишь их характер, отношение. Чем добрее относишься к ним, тем хуже делаешь для них… Человек никогда не понимает дармового добра, наоборот, больше дорожит тем, чего добился, помучившись, большими усилиями, тем, что выпросил мольбами и слезами.

– Заставить людей слушаться себя путем угроз и грубого нажима – значит, установить недолгое, непрочное правление, – говорят их противники. – Если только люди от всего сердца примут, по-настоящему поймут справедливость нашего Джасака, только тогда сможем организовать прочный Ил на века. Сегодняшние восстания – результат тупости, глупости. Это преодолимо.

«Как решить, кто из них прав, а кто нет? – думает про себя старик Аргас. – Как подумаешь, вроде первые правильно говорят. А если задуматься о будущем, то начинаешь принимать сторону вторых. Но люди так глухи к добру. А нужду, плеть, жестокое обращение принимают без всяких объяснений.

Возьми даже этот случай. За спиной восстают крепости, мимо которых прошли, пальцем не тронув, люди, с которыми вроде бы нашли общий язык мирным путем. А те города, что разрушены, половина жителей которых уничтожена, сидят тихо-мирно. Рассказывают, что даже радуются, благодарят: «Все-таки, оказывается, монголы – люди, не всех истребили».