Николай Лугинов - По велению Чингисхана

– Мой андай Тэмучин – человек-крепость: никогда не поймешь, что за ее стенами, пока не войдешь внутрь. А внутрь мне хода уже нет. Как ты думаешь, Дабан, почему Тэмучин не мирволит тем, кого настигает при отступлении или вылавливает в укрытиях? Тех же, кто сдается добром, исчерпав все возможности в открытом бою, он не трогает, принимает в свои ряды и, сказывают, даже возвышает? Что скажешь?

Дабан ответил, подумав:

– Где мне понять, если ты, великий гур хан, затрудняешься понять своего андая? Можно подумать, что Чингисхан выдумал новое оружие. Это оружие сильней, чем китайский огонь…

– Ну-ну! Продолжай, Дабан! – поощрил Джамуха, но юноша с трудом владел собой: можно ли говорить правду, не боясь ответить за нее головой. Однако ему было стыдно останавливаться на половине дороги и лестно, что с ним советуется гур хан. Он продолжил:

– Это оружие длинней, чем самое длинное копье: Чингисхан лишает людей воли к сопротивлению одними лишь слухами о своих милостях!

Джамуха пожевал губами в раздумье. Глаза его заблестели:

– Как, должно быть, злится андай, теряя мои следы! – воскликнул он, глядя на Дабана с хитрым прищуром. – Куда только не гонит он своих черных псов, а я – под самым его носом. Я как колючка вцепился в их песью шерсть и укрылся в ней! Сколько бы должностей и чинов получил тот, кто схватил бы меня и бросил под стопу Чингисхана! Ха-ха! Ведь так, мальчик?

Дабан отвернулся от гур хана. Лицо его пылало стыдом и гневом, обидой и скрытой яростью.

– Ты думаешь, великий гур хан, что я способен на предательство? Так убей меня! – сказал он, поборов норов и устремив взор на вождя.

«Ах ты, глупый утенок, – кивал в подтверждение своих мыслей Джамуха. – Разве я смогу научить тебя тому, чему научит Тэмучин! А из тебя вышел бы сильный военачальник. Как же с вами быть, мои волчата? Как же вас – несмышленышей, спасти?»

– Отрезать бы тебе язык за твою дерзость, – словно и не угрожая, а размышляя, произнес Джамуха. – Ты знаешь, как я привязан к тебе и как ценю твой ум и преданность. Я вспоминаю нашу с Тэмучином заединщину в юные годы… Однажды мы поклялись никогда не расставаться, но я… я стал воевать с ним, а получилось, что я воевал против самого себя! Вот что такое нарушенная клятва, мое тщеславие и воля богов. Они дали ему взор, прозревающий толщу времен и человеческую душу: даже самые никчемные из моих людей стали у него полезными и славными. Я не замечал ни Боорчу, ни Джэлмэ, ни Мухулая, ни Хубулая – чем они отличались от таких же скуластых, как тысячи других… Ну, кто-то носил косичку толще, кто-то тоньше. А он всех помнил в лицо и поименно еще когда был мальчишкой! Слышишь, Дабан? И они бьются за него, как голодные соколы…

В глазах Джамухи воин видел нестерпимую муку и усталость. Глаза просили ответа, сулящего облегчение. Что за слова и что за дела могли облегчить муку гур хана? Дабану не по силам понять это, и он сказал:

– И мы умрем за тебя, гур хан!

Джамуха лишь усмехнулся в ответ, и попробуй пойми, что обозначала его усмешка: недоверие к сказанному Дабаном или неверие в себя самого…

И этот взгляд, и эта усмешка не давали покоя Дабану: он не мог обрести ясности мыслей. Стрела его жизни летела мимо цели, в ее полете словно бы не было силы, а в хвосте – оперения. Он изнемогал, как изнемогает талая вода, не достигшая большого потока. И когда, стоя в карауле ранним утром, он увидел внизу с южной стороны конный разъезд, то вместе с дремотой его покинула и путаница мыслей. Словно холодный дождь в ясный день окатил его голову и он поспешил в сурт Джамухи.

– Гур хан! Я вижу всадников!

– Где?

– Едут понизу далеко на востоке!

– Сколько их?

– Не более десяти.

– Один арбан…

Быстро и гибко поднялся Джамуха с кошмы, оделся и поднялся на гребень горы. Солнце хорошо освещало бескрайнюю степь. Джамуха видел арбан всадников в полном вооружении и с легкими щитами, бликующими в утренних лучах солнца. У каждого всадника имелся пристяжной конь.

– Это разведка, – сказал Джамуха. – Это рука андая – властелина Степи.

– Может, охотники? – высказался Дабан, облизывая пересохшие от волнения губы.

– Нет, – покачал головой Джамуха и положил руку на плечо молодого воина. – Смотри: они не желают видеть ни уток, ни гусей, ни зайцев, ни куланов, которых сейчас полно в зеленой степи. Они даже голов не поворачивают вослед.

– Да, – согласился Дабан. – Похоже, они охотятся на людей.

– Иди и тихонько подними своих! – мрачно произнес Джамуха. – Пусть поглядят, что за бойцы на стороне андая! Вот это строй! Вот это соколы!