Марина Степнова - Сад [litres]

С Нюточкой не изменилось ничего. Княгиня старалась почаще оставлять их наедине: то выходила распорядиться по хозяйству, то вспоминала вдруг, что забыла вышивание, то просто притворялась, что задремала, – хотя вовсе не имела пока этой старческой привычки. Но Нюточка, как и прежде, будто никакой помолвки не было, почти не улыбалась, едва разговаривала. Разве что глаза закрывала реже. Радович всего раз попытался воспользоваться любезностью княгини и неловко притянул Нюточку к себе – мелькнули глаза, растерянные, яркие, голубые, в самом уголке – тревожная красная жилка, и по губам Радовича мазнула сухая, чуть скрипучая прядь волос.

Она его просто оттолкнула.

Изо рта у нее не очень хорошо пахло – чем-то кисловатым, несвежим. Немолодым.

Радович (спасибо Вуку), прежде имевший дело только с дорогими шлюхами – веселыми, радостными, весело и радостно готовыми на всё, – растерянно извинился. Он понятия не имел, как вести себя с порядочной девушкой.

Что, вообще, делать дальше?

Свадьбу назначили на конец августа.

Туся получила телеграмму. Мейзель – тоже.

Они сложили их вместе на столе, будто две половины пиратской карты.

Мы, вообще, собираемся возвращаться домой? – спросил Мейзель. – Ты собираешься?

Разумеется, Грива.

И когда же?

Когда-нибудь. Вот увидишь. Я непременно скажу.

Туся собрала тетради в аккуратную стопку. Попробовала затянуть ремешком, как это делали курсистки, но не получилось. Мейзель хмыкнул и, не говоря ни слова, помог.

Воображаю, как maman счастлива!

Мейзелю показалось, что это была ревность. А может, сарказм. Он так и не понял.

Борятинская действительно утопала в батисте, шелке, перебирала льняные скатерти, простыни лучшего полотна – готовила приданое. В будущих комнатах молодых, пересмеиваясь, толкались наливными веселыми задами бабы – всё надо было перемыть, перебелить, перекрасить, переделать на новый лад. Готовились приглашения, с восторгом, во всех подробностях обдумывались платья.

Борятинская словно сама под венец собиралась. Утреннее весеннее солнце зажгло ее волосы торжественной рыжеватой короной, слизнуло морщинки, приласкалось.

10 мая 1887 года.

Вторник.

Цветущие вишни за щедро распахнутым окном.

Небо, расчерченное нотными стрижами.

Скольких гостей ожидать от вас, Виктор?

Пришлось все-таки начать лгать.

Совсем один на всем свете? Ах, бедный, бедный мальчик. Несчастное дитя. Надеюсь, в моем доме вы наконец-то обретете любящую семью.

Нюточка закрыла глаза.

Радович тоже. От стыда.

Прости меня, Господи. И ты, Саша. И ты, папа, тоже прости.

Чтобы хоть как-то извиниться перед заживо похороненным отцом, он зачем-то рассказал славную историю их рода, в которую и сам поверил заново только недавно.

Сербии давно нужен новый король, братья, черт подери!

Виктор Радович из династии Властимировичей.

Вышеслав, Свевлад, Радослав, Властимир, Чеслав…

Убит, разбит болгарами, предан братом, умер, умер, убит…

К счастью, принесли почту. Очень вовремя.

На подносе, поверху конвертов, лежал листок утреннего выпуска “Телеграмм Северного телеграфного агентства”.

Кучер сказал – на станции все обклеено, – поджав губы, сообщила Танюшка. – А люди говорят – мало!

Чем обклеено? Что – мало?

Повесить их было мало! Цареубийц этих. Лучше б на кол посадили. Или еще чего.

Танюшка хлопнула перед Борятинской поднос, кряхтя, подхватила со стула кем-то забытую салфетку и ушла, сильно припадая на больную ногу. Радовича она, кажется, не заметила вовсе. Как и Нюточку, свадьбу, весну, майского жука, с тяжелым жужжанием атакующего подоконник. Мир Танюшки сужался, обступал ее со всех сторон, насупленный, мрачный. Только барышня еще и теплилась, неугасимая. Только она.

Борятинская захлопала себя по груди, потом по столу, ища лорнет.

Ах, нет же. Нет! Забыла! Виктор, прочтите скорее. Какие цареубийцы?

Радович взял листок – заботливо подогретый, чтобы не замарать типографской краской сиятельных рук.

Правительственное сообщение о деле 1 марта 1887 года.

По Высочайшему повелению, последовавшему 28 марта 1887 года, дело об обнаруженном 1-го того же марта злоумышлении на жизнь Священной Особы Государя Императора отнесено было к ведению Особого…

Радович сглотнул. Запрыгал глазами по жирным неровным строчкам.

При производстве по сему делу дознания и на судебном следствии выяснено: что бывшие студенты Санкт-Петербургского университета: казак Потемкинской станицы, области Войска Донского, Василий Денисьев Генералов, государственный крестьянин станицы Медведовской, Кубанской области, Пахомий Иванов Андреюшкин, сын надворного советника Михаил Никитин Канчер, купеческий сын Петр Яковлев Шевырев, сын действительного статского советника Александр Ильин Ульянов…