Явдат Ильясов - Башня молчания

– Мало ли кто! Всякое бывает. У царей – с детства война, везде и со всеми.

«Эх! – Омар подал ему полотенце, отереть грязь с рук и лица. – На кой бес тебе все сокровища мира, если ты не можешь ходить свободно, распахнув рубаху на груди и заложив руки за спину, не торопясь, по цветущему лугу под нежным весенним солнцем, и должен в собственном доме лезть под землю, как мышь?»

– Читаешь? – кивнул султан на столик с книгами.

– Читаю. С трудом разбираю. У меня испорчено зрение.

– И что же ты вычитал?

– Пока ничего определенного сказать не могу. Я на середине пути. Не дошел еще до сути их учения.

Он, конечно, уже составил себе какое-то, хоть примерное представление о Хасане Сабахе. Но не мог говорить ни за, ни против него, не добравшись до этой самой сути. По черному пятнышку на яблоке не скажешь, червиво оно или нет. Бывает, червь, испортив кожуру, отпадает. Или птица его склюет. Иной же, с виду совсем здоровый, золотисто-зеленый плод внутри весь червивый…

– Долго! – сказал недовольный султан. – Уже сколько дней. Весна на дворе! Новый год.

– Разве? Я не заметил. Но, уж если такая спешка, извольте взглянуть. – Омар взял с полки «Книгу управления» Низама аль-Мулька, нашел по закладке нужную страницу. – Может быть, государь не сочтет за труд сам прочитать это место, – у меня устали глаза, я не вижу. Тут все сказано об исмаилитах.

Пусть царь сам делает выводы. Омар – всего лишь сторонний наблюдатель…

«Нет ни одного… разряда людей, – прочитал государь запинаясь, – более зловещего, более преступного, чем они… Исподтишка замышляют они дело против государства, ищут порчу для веры; прислушиваются к каждому звуку, приглядываются к каждому миганию глаза. Если, упаси боже, нашу державу… постигнет какое-либо несчастье… эти псы выйдут из тайных убежищ, восстанут и произведут… разруху, споры и ересь. Они ничего не оставят…»

– Я это уже читал! – Султан сердито захлопнул книгу. – Я хотел с твоей помощью узнать что-нибудь о самом Хасане Сабахе. Заглянуть ему в душу.

Омар вздохнул и пожал плечами.

В наступившем году хашишины зарезали Абуль-Касема Исфизари, градоначальника Рея.

В Нишапуре, в мечети, убит Махамшад, суннит, предводитель керрамийцев. В Хомсе, во время богослужения, – владетель города Дженах ад-Доуле.

За то, что они досадили чем-то «шейху горы».

– Ой-ой! – Ахмед Атташ сдвинул шапку на брови, чтоб не упала, и, задрав красную бороду, чуть ли не с ужасом взглянул наверх. Крепость навалилась на него всей своей каменной громадой. Маленький, жалкий, торговец вскинул к лицу дрожащие руки с ногтями, окрашенными хною: – О аллах! Дай нам силу одолеть сие препятствие…

Повозка в Шахдиз не пройдет. Ахмед навьючил переметные сумы с товарами на крепких мулов и повел небольшой караван по крутой тропе, соединяющей город с крепостью.

Она была узкой и голой, безлюдной, без следов, без где-либо нависшего над нею кустика с невзрачными цветами.

Тропа натужно всползала по неприступному, почти отвесному склону горы, у всех на виду, так что появись кто на ней, его заметили бы и снизу, из города, и сверху, с башен сторожевых.

С огромным напряжением допетляв до старой промоины между скалами, тропа как бы с усталым вздохом сворачивала в нее – и обессиленно упиралась в тяжелую каменную кладку поперек прохода. И, сникнув, уползала под своды тесных ворот, закрытых толстой тяжелой решеткой.

Ободрав бока и спину об ее острые зубья, змея-тропа еле тащилась далее по извилистой промоине, где навстречу ей поднимались новые стены и решетки.

И всюду на этих перемычках над ней, опершись о копья, каменно дремала стража, косматые горцы-дейлемиты.

Лишь одолев преграды, вся в рубцах и ссадинах, горе-тропа, окончательно выдохшись, медленно подбиралась по темной расщелине к исполинской стене Шахдиза…

Войти сюда Ахмеду Атташу позволила бумага с печатью визиря.

– Нет в мире войска, нет в мире осадного приспособления, что сокрушит эту крепость, – поучал Ахмед, отирая платком потную шею и грудь, находившихся при нем двух слуг. Они как сели на камни, так и вытянули со стоном ноги в толстых цветных чулках и открытых чувяках из сыромятной кожи. Караван остановился передохнуть перед последним подъемом. – Видите эти огромные глыбы? – озирал он, ошеломленный их мощью, грубо обтесанные камни, скрепленные алебастровым раствором. – Их не пробить, не расплавить, не сдвинуть. Но у нас есть оружие страшнее любого тарана: флакон духов «Семь роз»…