Эжен Мюллер - Юность знаменитых людей [Совр. орф.]

Вот теперь пусть объяснит кто может, почему народная песня сопоставляет такие две противоположности, как король Дагобер и св. Элоа, и подтрунивает над обоими. Что смешного или заслуживающего насмешки в личности, жизни и деятельности такого человека, как Элоа, достигшего высшего положения в государстве и церкви только благодаря своей честности, мудрости и христианской любви?

Люлли. — Беранже. — Фавар. — Дюваль.

В 1624 году, в одной из самых оживленных улиц Флоренции столпилось однажды множество прохожих — послушать тринадцатилетнего мальчика, который очень искусно для своих лет играл на скрипке, а в промежутках забавлял слушателей веселыми прибаутками, что приводило их в восхищение.

Отвлекаясь от необыкновенного искусства, с которым мальчик владел смычком, и беглости в пальцах, в его наружности нельзя было найти ничего такого, что могло возбудить особенное любопытство.

Мальчик был мал ростом, худощав и довольно некрасив, но умное выражение лица заставляло забывать все недостатки. В числе прохожих, привлеченных разглагольствованиями маленького виртуоза, находился человек, наблюдавший за ним с особенным вниманием; когда толпа разошлась, он приблизился к нему.

— Дитя мое, — сказал он, — хочешь ехать со мной во Францию? Я представлю тебя там одной очень любезной и доброй особе, которая очень скучает; она поручила мне приискать ей смышленого и веселого ребенка.

— Очень охотно! — ответил маленький музыкант.

— Решено! Я беру тебя с собой. Особа, о которой я говорю, будет слишком прихотлива, если не одобрит моего выбора.

Эта дама была не кто иная, как герцогиня Монпансье, двоюродная сестра короля Людовика XIV; прохожий был герцог Гиз, из лотарингской фамилии, а маленький музыкант был Жан-Батист Люлли. Люлли был сын бедного мельника. Монах, любитель музыки, обратив внимание на способности ребенка, дал ему несколько уроков и выучил кое-как играть на гитаре. Вскоре после этого Люлли, уже сам научившись играть на скрипке, стал довольно, бегло играть народные песни и своею музыкою зарабатывать собственный кусок хлеба.

Привезенный в Париж Гизом, Люлли был представлен герцогине Монпансье; но знатная особа, забыв уже вероятно о данном ею Гизу поручении, удивилась, когда он привел к ней маленького флорентийца:

— Что за мысль пришла вам в голову привести с собой этого уродца? — сказала она Гизу.

Гиз без особенного протеста покорился приему, оказанному его избраннику; но ребенок был очень огорчен, тем более, что прием отнюдь не соответствовал обещаниям. Он приехал в качестве музыканта или шута, который рассчитывал блистать в салоне, а герцогиня отослала его в кухню поваренком…

Мечты маленького бедняка растаяли, как снег при первых лучах солнца, и он начал уже жалеть об улицах Флоренции, где жилось так свободно и весело. Но так как природа одарила мальчика характером более счастливым, чем его наружность, то он покорился своей участи, и взамен блестящих успехов, на которые рассчитывал, удовлетворился превосходными обедами, которыми пользовался благодаря своему новому положению. Кроме того, от него требовали не слишком много, и главный повар предоставлял ему полнейшую свободу играть на скрипке. Люлли воспользовался этой свободой, чтобы приобрести себе славу хотя бы даже в людской, куда судьба его забросила. Каждый вечер он давал там концерты, которые привлекали много слушателей и вызывали со стороны их шумные рукоплескания. Вместо того чтобы развлекать герцогиню, как это некогда предполагалось, он приводил в восхищение ее лакеев, и их похвала, хотя более грубая, доставляла тем не менее удовольствие молодому артисту и льстила его самолюбию.

Люлли.

Однажды вечером граф Ножан, который приехал к герцогине, поднимаясь по лестнице, услышал в кухне гром рукоплесканий. Он остановился и прислушался; за смехом и рукоплесканиями следует очень оригинальная мелодия, обличающая глубокое чувство и необыкновенную технику в исполнителе. Граф, движимый любопытством, направляется к этой концертной зале и видит поваренка, который, взобравшись на стол, восхищает своих товарищей. При виде знатной особы, музыкант останавливается, и слушатели приходят в некоторое смятение, но граф говорит: «Продолжай, дитя мое, я пришел тебя послушать, а не мешать тебе».