Эжен Мюллер - Юность знаменитых людей [Совр. орф.]

Карем, заведывавший многими кухнями, написал много прекрасных сочинений; замечание Мари свидетельствует о том, что вы должны часто благодарить маленького поваренка за те вкусные блюда, которые приготовляются в вашей кухне по его указаниям.

— Ну что, будешь-ли ты еще жаловаться, что я о тебе забываю? — шепнул я Мари.

— Нет! — сказала она, награждая меня прелестной улыбкой; — когда я буду большая, то при чтении книги Карема всегда буду вспоминать маленького Антонена.

— Ну, что, Альфонс, — спросил я, — не заслуживает-ли простая и скромная слава, о которой мечтал стоя у печи Карем, предпочтения пред той громкой славой, которой люди достигают, убивая людей?

— Я не скажу «нет», но…

— Но и «да» не скажешь. А что ты, например, думаешь о пастухе, который, сделавшись римским императором Аврелием, хвастал тем, что в день восшествия на престол убил около сорока восьми человек? — который впоследствии насчитывал до девятисот пятидесяти человек, погибших от его собственной руки?

— Но подобных ему теперь уж больше не существует.

— И слава Богу! — сказала Мари.

— Кроме того, — возразил Альфонс, — если бывает война, то она ведется не для того чтобы иметь удовольствие считать убитых, а для того, чтобы защищать свою родину или завоевывать другие земли. Так Александр…

— Ну, хорошо! Будем говорить об Александре, так как ты его ставишь на первый план. Я думаю, сказать тебе по секрету, что ты восхищаешься его великими подвигами не зная их во всех подробностях.

Когда Александр Македонский появился на свет, то отец его, Филипп, написал великому мудрецу Аристотелю письмо, в котором между прочим, было сказано следующее:

«У меня на этих днях родился сын, дорогой Аристотель, и я благодарю богов не столько за то, что они мне его даровали, сколько за то, что он родился в твое время. Твои заботы о его воспитании служат мне порукой за то, что он выйдет из школы достойным тебя, достойным меня, и будет способен, надеюсь, достойно управлять со временем Македонией».

Таким образом, отец Александра, Филипп, очень опытный и счастливый воитель, проводивший всю жизнь в расширении границ своих владений, признавал, что сын и наследник его должен быть человеком образованным и развитым, а потому образование и воспитание его поручил человеку, который считался и считается поныне одним из самых умных и мудрых людей всех времен. О том, чтобы ребенок приобрел славу именно на военном поприще в начале не было и речи. Может быть это происходило вследствие тщеславия, присущего людям, подобным Филиппу, которые обыкновенно не допускают мысли, что дети могут превзойти своими подвигами родителей. Как бы то ни было, Аристотель принял на себя попечения, возложенные на него царем македонским; он употреблял все усилия к тому, чтобы укротить дух честолюбия, который очевидно царил в душе его ученика.

Александр унаследовал инстинкты своего отца; когда же Филипп заметил это, то решил, что ничего не следует предпринимать для искоренения их. Тут-то философ убедился, что ему поручено было воспитание будущего завоевателя и старался по крайней мере развить в своем ученике чувство человеколюбия и справедливости.

Одаренный блестящими способностями, царственный ребенок с неутомимым рвением, обнаруживая необыкновенную восприимчивость, принялся за учение. Презирая игрушки, он не расставался с книгами; его приходилось силою отрывать от чтения произведений поэтов и риторов.

Чтобы заставить себя как можно дольше бодрствовать за чтением книг, он прибегал, как говорят, к тому же средству, которое употреблял в былые времена его учитель, а именно — держал в руке серебряный шар над серебряным же тазом; когда, вследствие весьма понятного утомления, сон начинал смыкать его веки, то рука ослабевала, шар звонко падал в таз, и этот шум будил Александра, напоминая ему о занятиях.

По временам наставник, видя необыкновенное прилежание ребенка, надеялся, что эти миролюбивые наклонности восторжествуют над врожденным воинственным духом; но если в ту минуту, когда научные занятия по-видимому всецело поглощали Александра, случайно приходила весть о какой-нибудь победе, одержанной Филиппом, то Александр тотчас же забывал все и восклицал с досадой: «Отец все завоюет, мне не кого будет побеждать!» Тогда философ с грустью думал: «Ясно, что из него может выйти только завоеватель», и он продолжал воспитание маленького Александра.

Александр родился в тот самый день, когда Эрострат, о котором я уже упоминал, сжег храм Дианы в Эфесе.