Джанет Скеслин Чарльз - Библиотека в Париже [litres]

– Абсолютно!

Не было времени размышлять о том, что может или не может случиться, мы слишком были заняты библиотекой. Я вернулась на абонемент, где мадам Симон резко спросила:

– Какого черта, где вас носило?! Я могла вынести вообще все книги!

Когда ушел последний читатель, я сунула в сумку книги для профессора Коэн и быстро пошла по бульвару. Был лишь седьмой час вечера, но силуэты домов мрачно нависали над улицами. Я выросла в этом городе и чувствовала себя на его авеню как в объятиях матери. Но этим вечером каждый раз, оглядываясь, я видела человека в твидовом костюме. Когда я переходила улицу, он тоже ее переходил. Я оглянулась снова. Он остановился у киоска и стал листать какой-то журнал. Я пошла быстрее. Он не отставал, делая вид, что просто прогуливается, его зловещее лицо хмурилось… В тени домов я увидела в одной его руке портфель, а в другой… в другой блеснул ствол пистолета, направленный на меня…

Резко повернув направо, я прислонилась к грязной стене. Ноги у меня дрожали, мне хотелось пуститься бегом. Потом выглянула из-за угла. Когда мужчина подошел ближе, я поняла: то, что я приняла за ствол пистолета, было свернутым в трубку журналом, видимо купленным в том киоске.

Я свернула со своего маршрута, чтобы оторваться от него, быстро прошла по роскошной Фобур-Сент-Оноре, мимо бутика «Эрмес», потом мимо президентского дворца, думая, где бы спрятаться. Я была уже недалеко от отеля «Бристоль», где жила мисс Ридер в начале оккупации. Я носила туда книги старым немощным обитателям. Я бросилась бежать и, прежде чем швейцар вернулся на свое место, ворвалась в дверь и метнулась к стойке, где жалобно попросила консьержа выпустить меня через черный ход. Он быстро провел меня через роскошный холл, через дверь, скрытую за настенным панно, в шумную кухню, а оттуда – на боковую улочку.

Отдышавшись, я задумалась, нужно ли мне все-таки отнести книги или сразу пойти домой. И решила, что я вправе повидаться с тем, кто мне нравится.

– Я не была уверена, что вы придете, – сказала профессор Коэн.

– Мне пришлось пойти дальней дорогой.

Она погладила обложку книги так же нежно, как маман гладила меня по щеке. Профессор заказала «Доброе утро, полночь» уже, наверное, в десятый раз. Когда я спросила, почему ей так нравится эта книга, она ответила:

– Джин Рис бесстрашна. Она говорит правду, и она пишет для одиноких и ранимых.

Я наугад открыла книгу, как обычно поступала, знакомясь с ней. «Париж этим вечером выглядел чудесно… Ты выглядишь чудесно этим вечером, мой прекрасный, мой дорогой, но какой же сукой ты можешь быть!» Я поморщилась. Я не так думала о своем городе, совершенно не так.

Заметив мою реакцию, профессор сказала:

– Помните, Рис описывает Париж как иностранка, у которой почти нет денег и которой здесь никто не поможет.

Я любила профессора Коэн, мне хотелось любить и то, что любила она.

– Ладно, позвольте мне прочитать это, когда сами прочтете. Вы думаете, мне понравится?

– Не уверена. – Она поплотнее закуталась в шаль. – Здесь нет счастливого конца.

В девять утра следующего утра графиня и ее муж ждали в своей машине перед моим домом. Шляпа-котелок почти полностью скрывала седые волосы генерала. У него, как и у многих парижан, были мешки под глазами. Когда он нажал на педаль газа, «пежо» потащился по булыжной мостовой, как какая-нибудь старая кляча, которая не желает, чтобы на ней ездили. Я с заднего сиденья заметила, что генерал куда чаще смотрит на свою жену, чем на дорогу. Мы миновали Елисейские Поля, проехали мимо Триумфальной арки и добрались до отеля «Маджестик», где и находился офис доктора Фукса.

– Мне пойти с вами? – спросил генерал.

– Мы и сами прекрасно сумеем ответить на несколько вопросов.

– Тогда я подожду, – решил генерал, сжимая рулевое колесо.

В холле было пусто. Безвкусно одетая женщина – парижане называли таких немок серыми мышами из-за их унылой униформы – провела нас к скромному кабинету доктора Фукса. «Защитник библиотек», напряженно сидевший за своим столом, выглядел таким же встревоженным, как и мы. Когда он не встал нам навстречу, как положено, я поняла, что дело очень плохо. И он предупредил нас по-французски:

– Вы должны говорить правду!

Графиня выпрямилась:

– Нет такого вопроса о библиотеке, на который мы не ответили бы как должно.

– Мы получили анонимное письмо, в котором библиотеку обвиняют в том, что в ней продолжают выдавать антигитлеровские труды.