Павел Загребельный - Шепот

Умом Микола еще не постиг того, что произошло, но какая-то таинственная сигнальная система в его теле отреагировала быстрее, чем разум, ноги его напружинились так, что он словно врос ими в дорогу, и, когда повеяло мимо него волчьим духом, а под колени ударило будто тяжелым дубовым бревном, он только чуть пошатнулся, но не упал, устоял и еще увидел, как шарахнулась от него стая, устрашенная тем, что он не упал.

И тогда Микола, не раздумывая, что было силы кинулся вперед, туда, где должно было находиться спасительное дерево.

Косматый не озирался, он знал все, что происходило позади: и то, что человек устоял, и что стая пробежала мимо жертвы, напуганная небывалым случаем, и что человек бросился бежать.

Он немного растерялся. То ли был уже такой старый, что утерял силу его хвост, то ли имел перед собой невиданной силы противника? Но ощущал в своем, пусть и отощавшем от длительного голода, теле столько дикой силы, что немедленно одолел короткий наплыв растерянности и стал заходить новый круг, чтобы снова напасть на человека сзади. Забегал издалека еще и затем, чтобы дать стае догнать его; о том же, что человек побежал, не беспокоился: все равно его спасение было еще слишком далеко. Человек не знал этого и бежал просто гонимый страхом, он даже забыл про свои искры, он убегал растерянный и обессиленный, а Косматый наполнялся новой силой и новой уверенностью, вгонялся в синюю тьму снежной целины - единый безраздельный хозяин этих омертвевших просторов.

Волчица с волчатами догнала Косматого. Хотела укусить его в сердцах, но тот наддал ходу, все дальше углубляясь в ночь, шалея от полной безнаказанности за свои поступки, наслаждаясь властью, которую имел и над своей стаей, и над одиноким человеком там, на шляху, над той жалкой жертвой, которая, теряя остатки сил, бежала по скрипучему снегу, надеясь уйти от смерти, а на самом деле - приближая собственную гибель.

Уверенным молодым скоком шел Косматый впереди стаи, снова выходил на твердый шлях, выходил теперь уже намного своевременнее, чтобы разогнаться еще больше на твердом и сбить обессиленного человека. Все мускулы в его теле сбились в камень, он мчался, словно расстеленный над снегами. Но когда он уже должен был ударить всем телом, а потом еще добить жертву хвостом, ударился… в пустоту и от неожиданности пошел кувырком и заскулил, как побитый пес. А человек взлетел в темное, подсвеченное звездами небо и исчез там. Волчица перехваченным яростью горлом только сухо клекотнула и кинулась на ошалевшего от неудачи Косматого, готовая растерзать его. Волчата набежали сзади на помощь матери, но Косматый наконец вскочил на свои четыре, увернулся из-под клыков дружной семеечки и снова прыгнул на то место, где был перед этим человек. И он нашел его и только теперь понял, куда тот бежал. Человек висел на сухом дереве. Черный большой комок на невидимых в темноте ветвях. Косматый хорошо знал это дерево: не раз задирал возле него заднюю ногу. Но опыт не подсказал ему, что человек может спастись тут. Теперь имел этот опыт, да уже было поздно.

Коротко завыв, Косматый повел стаю в ночь.

В Миколе все оцепенело. Он сидел на ветке съеженный, весь захолодевший, замерший. Не удивился, когда волки ушли, знал только одно: жив, спасен, цел! Почему-то очень холодило правую пятку, но до пятки ли было в такую минуту!

Только когда услышал скрип саней по снегу, фырканье коней и людские голоса, стал понимать все: внезапное нападение волков, которые, верно, почуяли приближение саней, и их бегство после неудачи. Сани ехали быстро. Пара черных лошадей дружно бежала накатанным шляхом, на санях темнело несколько фигур, алели точки цигарок, слышался гомон. Оцепенение постепенно проходило.

Вот уже сани совсем близко. Смех на санях, короткое ругательство.

«Тпр-ру! Гляди, что за диво! А ну, пальни из ружья - удержится? Может, парашютист советский? Эй, ты! Руки вверх и падай на землю, туда твою перетуда, аж никуда! Ну, кому сказано!»

Микола упал перед самыми конскими мордами, сильная рука поволокла его к саням, в лицо ударило самогонным духом и махрой.

«Ты чей такой? Го-го, так это же Шепотов вылупок! От Великой Германии бежать задумал?»

«Да нет, то он на вербе груши рвал! Го-го-го!»

«А ну, скачи за лошадьми, погрейся чуток! Вьйо!»

Они гнали его за санями, потом, обессилевшего, бросили в сани, дали немного отдышаться, опять спихнули на снег. Когда проезжали над Стрижаковым оврагом, Микола, съежившись, прыгнул в сторону, упал, покатился в забитую снегом чащу. Сзади грохнули выстрелы, завопило, загоготало: «На тот свет! В волчьи зубы! Тю-тю-у-у! Га-га-га!»