Петроний Аматуни - Избранные сочинения в трех томах. Том 2. Если б заговорил сфинкс

«Кто ты? — мысленно спросил Папа. — Назови имя своё, матрос. Не ты ли спас мне жизнь? Я видел твой бушлат — знакомый и памятный мне… Видение то было или реальность — не суть важно… Нам суждено было встретиться, и мы встретились.

Жизнь — это величайший дар. Мы делаем всё во имя жизни и детям своим передаём эту эстафету.

И всё же хочется знать, не ты ли подари мне Будущее?

Скажи, матрос…»

Молчит Герой. В своё время он уже всё сказал, что успел, и сделал всё, что выпало на его долю.

Постоял папа, помолчал. И пошёл, не оглядываясь. Кто всё взвесил и оценил, кто знает, что предстоит ему совершить, тот должен уметь смело смотреть вперёд.

В служении людям, в добрых деяниях — смысл нашей жизни, друзья мои; а деяние это устремлено в светлое будущее.

Так не всегда было в бурной и славной истории человечества, но так оно уже есть теперь, у нас, и так будет скоро везде — Земля не должна вращаться просто так, впустую… И вы тоже будете — в своё время — ответственными за это! За каждый её виток…

Коли есть начало сказке — должен быть у неё и конец. Долго ли, коротко ли, а всё же пришли к концу своего путешествия и мы с вами; самые же приятные странствия заканчиваются дома — это я по себе знаю.

Даже Тюля-Люля это отметил.

Особенно приятно было ему, что Мама, узнав, какую ошибку она совершила, когда отказалась от него, теперь попросила прощения и стала ласковее, чем была прежде.

Вышел из клетки Тюля-Люля, расправил крылышки так, что косточки хрустнули, и с удовольствием огляделся.

— Ваше сиятельство! Ваше сиятельство! Вдруг послышался радостный крик, и к нему с ближайшего дерева слетел Чик-Чирик. — Вы вернулись?! Как я рад видеть вас, как я рад!.. И хвост у вас такой же, как прежде…

— Всё в мире растёт, — важно изрёк Тюля-Люля, — и хвосты тоже. Ну, здравствуй, здравствуй…

— Здравствуйте, ваше сиятельство, с прибытием!

— Спасибо. Только я теперь не сияю…

— Как можно?! — удивился Чик-Чирик. — Разве вас разжаловали?

— Ну почему же так круто? Чихать в промокашку! Я стал пионером, Чик, Чирик… В душе.

— Я понял, ваше пионерское сиятельство…

— Ничего ты не понял! — рассердился Тюля-Люля. — Пионер означает «первый»… Вот и я теперь первый… После Гошки…

— А он тоже вернулся? — с опаской спросил Чик-Чирик.

— Нет, он ещё в Артеке: доотдыхает… Он ведь был сложный ребёнок, сучок , теперь стал Таинственным Некто, а будет Художником!

— Да ну?! — с уважением воскликнул Чик-Чирик.

— Точно. Он картину одну — космическую! — закончил и никому об этом не заикнулся… А мы с Папой вернулись, потому что у каждого есть свои важные дела… Так ведь?

— Истинно так, согласился Чик-Чирик.

— А раз так, то и займёмся ими!..

— Тр-р… фью… трью…

— Что-то хочешь сказать, малыш? Не робей, хоть ты и воробей.

— Все путешественники, — щебетал Чик-Чирик, замирая от смущения, — привозят Сю… су… су-вер-ню-р-ры…

— Чихать в промокашку, — встрепенулся Тюля-Люля. — Чем талантливее становишься, тем более тебя одолевает рассеянность… А как же! Вот полюбуйся…

— Бревно из чёрного дерева?

— Это волшебный уголёк, — многозначительно пояснил Тюля-Люля. — Я видел, как Гошка вернул его Арчику и выпросил у медвежонка обратно: в хозяйстве пригодится!

— Волшебный?! — запрыгал Чик-Чирик. — И я могу попр-р-роб-бовать?

— Пожалуйстя. Потри его и всё в порядке…

Воробышек потёр «бревно» клювом, но мир вокруг даже не шелохнулся.

— Наверное, Арчик ошибся и дал мне простой уголёк, — огорчился Тюля-Люля и смахнул его крылышком с балкона. — Всё. Давай отдыхать. Гуд бай…

Между тем уголёк-то оказался настоящим! Только Чик-Чирик ничего не задумал. И тогда как бы замолчали, то есть начисто позабыли о событиях, прочитанных вами, все кто находился в Артеке в ту смену.

Потому-то я и не удивился вовсе, когда один учёный сказал?

— Что-то не встречал я в истории Артека именно тех приключений, что описаны у вас…

Другой читатель пожал плечами:

— В наш технический век всё возможно.

А некоторые, напрягая память, уверяли:

— Да-да, что-то похожее происходило в дружине «Алмазной», а не то в «Лесной»… или в «Янтарной»…

Было, нет ли — не в том суть: на то у нас и художественное произведение, чтобы проникать в самую глубь не только того, что миновало или ещё есть, но и в то, чего пока нет!

А теперь, друзья мои, как говорил Тюля-Люля: