Петроний Аматуни - Избранные сочинения в трех томах. Том 2. Если б заговорил сфинкс

— Куда? — недоумевал Барков. — Там же фашисты…

— Зато зениток меньше, чем на линии фронта, — пояснил командир.

— Лучше уйти в другую сторону.

— В какую? — удивился Шашин.

— Ну а как же мы тогда вернемся?..

— У нас еще две с половиной тонны груза.

— А если… — Барков не окончил фразы и угрюмо замолчал.

— Для того-то мы с тобой и сидим здесь, чтобы не допустить этого «если»… — сказал Шашин. — Пока не выполним задания, не вернемся.

Более тридцати минут кружил Шашин над вражеским тылом и, окончательно сбив с толку истребителей, незаметно вернулся к Дорогобужу. Внизу вновь тускло засветились костры на жаровнях, и вниз полетели ящики с боеприпасами.

…Шашина вызвали в штаб поздно вечером.

— Немедленно готовьтесь к вылету, — сказали ему. — В Н-ском партизанском отряде вас ожидают несколько наших летчиков, сбитых в недавних боях. Необходимо срочно вывезти их оттуда. Сами знаете обстановку… Горючего берите в обрез, чтобы больше была загрузка.

Час спустя Шашин был в воздухе. Полет предстоял недолгий, но рискованный. Шел на высоте около тысячи метров — забираться выше не было нужды. Летели без каких-либо происшествий. Можно было подумать, что никакой войны нет, и они летят обычным ночным пассажирским рейсом.

Подлетев к месту базирования партизан, сразу увидели на земле сигнальные огни и спокойно зашли на посадку.

— Выпустить шасси, — приказал Шашин.

— Есть шасси! — откликнулся бортмеханик.

Вдруг с земли по ним ударили плотным огнем.

Иван Терентьевич резко развернул машину вправо, а бортмеханик убрал шасси.

— Не узнали? Или это не партизаны? А как же сигнальные огни?

Прошло полчаса, прежде чем черную ночь вокруг самолета перестали прорезать светящиеся пулеметные трассы и звезды разрывов зенитных снарядов. Лавируя под обстрелом, отклонились к северо-западу от Москвы. Рассчитали новый курс — и на базу. Теперь определенно летели над своей территорией и были спокойны.

Иван Терентьевич закурил и хотел сказать товарищам что-то озорное, как вдруг перед самолетом возник огненный веер из тонких золотистых пунктиров. Возник и исчез!.. Иван Терентьевич крякнул, но на всякий случай отвернул влево. Теперь на пути машины возникло два таких веера, стреляли с земли.

— Что за черт?

Дали с борта условный сигнал ракетой: «Я свой», но с земли по-прежнему стреляли, не допуская к городу. Недоумение экипажа достигло предела. Не успели принять решение, как бортмеханик доложил:

— Командир, горючки у нас осталось с гулькин нос.

Это означало, что бензина хватит на 15–20 минут полета.

— Понял, — спокойно ответил Шашин и, снизившись, стал присматриваться к земле, выискивая удобное для посадки место.

Вышедшая из-за туч луна облегчила поиски — решили не пользоваться осветительными ракетами, чтобы не демаскировать себя.

Серебристый снег тускло отсвечивал, скрадывая неровности почвы. Больше приходилось действовать наугад.

— М-да, для летних дач места живописные, — оценил Иван Терентьевич, — но для посадки — ничего хорошего…

Садились на самой малой скорости. Самолет мягко зарылся в снег и, пробежав всего метров сто — сто пятьдесят, остановился. Выключили моторы. Открыли окна пилотской кабины, прислушались: тишина. Особая, настороженная тишина войны с отдаленным гулом орудий…

Немного поспали, по очереди. С рассветом пошли на поиски. В трех километрах — колхоз. Сообщили по телефону в штаб, чтобы знали, что все в порядке, и не тревожились. Разыскали две бочки бензина. С помощью колхозников доставили их к самолету и принялись за устройство взлетной полосы.

Лесная опушка немного уклонялась к югу и упиралась в высоковольтную линию. Ширина опушки метров сто, снега — по грудь. А основная техника — лопата, мозолистые руки и упорство.

Когда немного расчистили поляну, Шашин воткнул лопату в сугроб и сказал:

— Всё. Пусть теперь и наша кораблина трудится! Заливай горючее.

Заправили баки, запустили моторы, и Шашин сел к штурвалу. Моторы взревели, рванули машину вперед.

— Как тигры ревут! — удовлетворенно воскликнул бортмеханик, понявший замысел командира.

Позади самолета из-под винтов неслись снежные вихри, словно здесь работала снегоочистительная катапульта. Прорулив трижды взад и вперед и разметав на полосе большую часть снега, Иван Терентьевич скомандовал:

— А теперь пустим в ход ноги…

Около часа все, кто принимал участие в подготовке «аэродрома», утаптывали снег перед самолетом. Когда солнце стало клониться к горизонту, Иван Терентьевич решил взлетать.