Кузьма Абрамов - Степан Эрьзя

— Ты вот что, — сказал он Лизе, — в другой раз, прежде чем нести, заглядывай в книгу, чтобы не было в ней этих знаков и крючков.

— Понимаю, тебе надо такие, в которых больше картинок. Правда?

— Ладно, таскай такие, — согласился он.

Приход Лизы на Остоженку не мог остаться незамеченным. В дверях она столкнулась с Аксиньей и спросила, как ей найти Степана Нефедова, проживающего в этом доме. Время уже клонилось к вечеру, но Степан еще не пришел из ателье, и Аксинья провела гостью к себе в кухню. К ее удивлению, ответы Лизы полностью совпали со словами Степана насчет его отлучек, только Лиза рассказала больше и подробнее. Оказалось, что и Аксинья тоже до смерти боится разных привидений и пришельцев с того света. Но это нисколько не помешало ей сразу же, как только Степан увел Лизу к себе, побежать и обо всем рассказать сначала. хозяйке, потом Марусе.

— Знаем мы этих особ, которые прикидываются невинными овечками и рядятся под горничных, — самодовольно изрекла хозяйка. — Говоришь, у нее в руках большой сверток? — спросила она затем.

— Большой, хозяюшка. Навроде плоской коробки, завернутой в платок.

— Покарауль и посмотри, с чем она выйдет отсюда...

У подъезда они караулили уже вдвоем с Марусей, терпеливо поджидая, когда Степан выпроводит свою гостью. Ожидать долго не пришлось, так как Лиза не засиделась. Ее хозяева собирались в театр и просили вернуться с прогулки как можно скорее. Степан проводил ее почти до Манежа, а когда вернулся, у подъезда уже никого не было. Аксинья пошла обо всем докладывать хозяйке. Маруся же сочла лишним что-либо выяснять со Степаном, так как «факт коварной измены», как она считала, был налицо. Она всю ночь измышляла, не зная покоя, как бы пострашнее отомстить «злодею», Яркой молнией озарились ее темные мысли при воспоминании о вскользь произнесенных Степаном словах насчет фотоснимков, для которых она позировала в нагом виде. «Вот он, голубчик, и попадет в полицию!» — воскликнула она торжествующе...

Ничего не может быть неприятнее, как изматывающее душу повседневное внимание со стороны полиции, когда человек попадает ей на крючок. А именно это неожиданно случилось со Степаном. И хоть у полиции не было доказательств о его причастности к революционному движению, Степана все же взяли на заметку. А стоило Маруське донести, что Степан занимается изготовлением запрещенных законом фотоснимков, а таковые факты у них имелись, на него завели официальное дело. В его комнате еще раз произвели обыск, составили протокол, куда внесли ранее найденные негативы и несколько снимков, потому что других больше не нашли. Его стали без конца вызывать на допросы, требуя, чтобы он сознался в изготовлении порнографических снимков. Степан, как мог, доказывал абсурдность этого измышления, клялся, что подобные снимки были необходимы для опытов по объемной фотографии, что он художник, изучает строение человеческого тела. Но полицейские лишь ухмылялись в ответ.

Трудно сказать, чем бы закончилась для него вся эта неприятная канитель, если бы Абрам Бродский не использовал свои связи и не вытащил его из полицейского болота, куда он попал по своей неосмотрительности и наивности.

О том, что им занимается полиция, узнали и в училише живописи. В первый же день занятий в фигурном классе его руководитель Сергей Дмитриевич Милорадович спросил, с какой стати к нему привязались фараоны. Степан чистосердечно рассказал все, как есть, ничего не утаил, да и нечего, собственно, было утаивать. Тогда посмеялись над этим недоразумением, да и забыли. Но сам Степан долго не мог забыть. Как вспомнит усатого пристава со скрипучим голосом, словно кошки заскребут на душе. Он понятия не имел, откуда полиции стало известно про снимки. О причастности Маруси к доносу он узнал несколько позднее от Аксиньи. Уже глубокой осенью, вечером, она пришла к нему в комнату с письмом в руке и попросила прочесть.

— Мне все читает и пишет хозяйка, но сейчас ее нет, еще не вернулась с вечерни. Наверно, зашла к знакомым попить чайку. А мне не терпится узнать, что пишут из дома.

Письмо оказалось не из радостных: нареченный Аксиньин жених не захотел больше ждать и женился на другой девушке. Аксинья тут же расплакалась и ушла, не дослушав письмо до конца. На следующий день рано утром пришла опять. Степан еще лежал в постели. Она присела на край стула и, не отнимая передника от глаз, стала исповедоваться перед ним в своих грехах. Говорила медленно, сквозь слезы, икая и останавливаясь. Так Степан узнал от нее, что с первых же дней в этом доме следили за каждым его шагом, ловили каждое слово. И о всех его действиях осведомляли полицию. Аксинья просила Степана простить ее, грешную и неразумную. Ведь это она за обещанный полтинник обо всем хозяйке доносила, и Маруське все она, грешная, передавала: и про его землячку Лизу, и про то, что он не ночует дома. Знала, что подруга пойдет с наветом в полицию, и не отговорила. Во всем виновата она одна, вот за это ее бог и наказал, отняв жениха...