— Я сразу заметил, что в тебе есть что-то духовное, — сказал он в минуту откровенной беседы, какие они иногда вели за работой.
— По длинным волосам? — усмехнулся Степан.
— Не только по волосам. У тебя на лице что-то написано, но прочесть я не могу. Это не каждому дано — читать по лицам.
А в другой раз, улучив момент, когда поблизости не было Елены Дмитриевны, он нагнулся к нему и таинственно прошептал:
— Ты знаешь на кого похож — на Иисуса. Ей-богу, похож, вот не сойти мне с этого места!
Степан не придавал его словам особого значения, тем более, что сам-то он, Петр Владимирович, с его нескончаемыми прожектами о кукольном деле, был в какой-то степени не от мира сего.
В общем, Степану у них жилось неплохо: был сыт, содержался в чистоте, но сильно тяготился повседневной работой над куклами. Совершенно не оставалось времени для рисования, а учащимся вечерних классов задавали много работы на дом. В единственно свободный день — воскресенье — они с Володей должны были непременно куда-то уходить, потому что приходил Татьянин жених. Молодым людям надо было дать возможность побыть одним.
— Скоро, что ли, они поженятся? — спрашивал Степан.
— А чего радуешься их свадьбе? Я бы, будь на то моя воля, сроду бы не отдал сестру за этого чванливого приказчика.
— Чем он тебе не нравится?
— Всем. Не пойму, что в нем нашла Татьяна. Втюрилась в него, как сопливая девчонка...
Степан, конечно, не думал надолго оставаться в этой семье. Он все же не терял надежды найти какую-нибудь работу, которая не связала бы его по рукам и ногам и не оторвала от учебы. И вот в одно из воскресений на Тверской улице, в витрине фотоателье он увидел объявление: «Срочно требуется художественный ретушер.»
— Ты меня обожди минут десять, я сейчас вернусь, — сказал он товарищу и вошел в ателье.
Тот не заметил объявления, думал, что Степан решил сфотографироваться, и даже обиделся, почему не пригласил и его. Потом, когда они пошли дальше, он недовольно проворчал:
— Знать, наша рожа не подходит к вашей, потому не схотел посадить меня рядом с собой? Аль на память какой-нибудь мамзели желаешь приподнести?
Степан пока не хотел посвящать товарища в это дело, как знать, его, может, еще и не возьмут. Что скажет завтра хозяин? Сегодня, по случаю воскресенья, его не было в ателье.
— Угадал, — проговорил Степан в шутливом тоне. — Сам рассуди, для чего сдалась моей мамзели твоя рожа...
В понедельник рано утром, не дожидаясь завтрака, Степан отправился на Тверскую. На улицах еще горели ночные фонари, когда он подошел к закрытым дверям ателье. Ему пришлось довольно долго расхаживать по тротуару, чтобы не замерзнуть. Бородатый дворник в красном овчинном полушубке, повязанном широким ременным поясом, и в больших подшитых валенках, сметая с тротуара за ночь выпавший снег, искоса поглядывал на него.
Улица понемногу пробуждалась. Открывались магазины, сначала булочные, бакалейные, а затем и с красным товаром. В легких санках появились первые извозчики, развозя важных чиновников по канцеляриям, а не важные топали пешком по тротуарам в гуще простонародья. Наконец открыли и фотоателье. Старший фотограф, с которым вчера разговаривал Степан, проходя мимо, узнал его и пригласил войти.
В небольшой светлой прихожей топилась голландка. За железной дверцей с круглыми отверстиями с гулом пылали сухие смолистые дрова. Пока Степан ожидал на улице, у него замерзли ноги, и он хотел их немного погреть, усевшись поближе к топке и приставив подошвы к раскаленной дверце. От них быстро пошел пар.
— Надоело ходить в сапогах, хочешь босиком? — услышал он неожиданно за спиной мягкий бас, принадлежащий невысокому человеку в лисьей шубе и с рыжей подстриженной бородкой. — Мне сказали, что ты хочешь получить у меня место ретушера?
Степан быстро вскочил со стула, поняв, что это, должно быть, хозяин. А тот внимательно разглядывал его своими золотисто-карими глазами. Затем сделал знак рукой и пошел по коридору. Он шел, продолжая разговаривать.
— Ну что ж, посмотрим. Вы работали когда-нибудь в фотографии? Вы, вероятно, приехали из провинции?..
Степан не успевал отвечать на его вопросы, поэтому молчал, следуя за ним в кабинет. Здесь хозяин снял шубу, набил трубку желтым душистым табаком из коробки на столе, раскурил ее, продолжая спрашивать, а под конец, так и не дав Степану вымолвить ни одного слова, заключил:
— Надо брать быка за рога. Пойдем в ретушерскую.
В коридор выходило несколько дверей, одна из которых вела в ретушерскую. Это была просторная комната с глухими стенами без единого окна. Хозяин подвел Степана к пустующему месту за наклонным столом и велел сесть. За другим таким же столом сидел пожилой мужчина.
Читать дальше