Валентин Пикуль - Избранные произведения. II том

— Не обнаружили, потому как нету там золота.

— Не всегда так! Надо уметь искать…

По дешевке скупал он земли вдоль Енисея, с каждым годом поднимаясь все выше по течению реки, промывал породу в тазах, не теряя надежды, что рано или поздно, но в тазу сверкнет золотишко, и тогда грандиозные планы жизни станут явью. Целых пять лет, терпя жестокие лишения, искусанный гнусом, он бродил по притокам великой реки, а в 1850 году его занесло на Подкаменную Тунгуску; мрачно тут было, нелюдимо и жутковато, по следу одинокого золотоискателя шли хищные звери… Случайно поднял мох — золото! Отодвинул камень на берегу — золото! Забежал по колено в реку — на него смотрело из-под воды золотое дно!

Это было так неожиданно, что он даже не обрадовался.

— Ну, вот и миллионы, — сказал он себе…

Возле своего дома в Красноярске он поставил пушки.

— Это я в Архангельске от полиции да от губернаторов бегал, а теперь… возьми-ка меня! Как пальну из своей личной артиллерии, так с любого генерала вся позолота сразу осыплется…

Первогильдейские торгаши стали его уважать:

— Коли ты, Мишка, мильенов нахапался, так первым делом езжай до самого Парижу… Городишко веселый, не хуже Тобольска выглядит! Я, эвон, с кумом Пантелеичем две недели в Париже пробыл.

— У меня на уме другое, — отвечал Сидоров, — хочу основать университет.

— Рехнулся? И де хошь основать?

— Здесь же — в Сибири.

Но тут началась война в Крыму, и он сказал жене:

— Оля, сейчас в Севастополе поставлена на карту честь России. Я был бы плохим патриотом, если бы…

И все, что дали ему за последние годы прииски, все безвозмездно отдал Сидоров на нужды армии. Кошелек стал пуст.

— Опять я беден. Даже приятно начинать все сначала…

А дела шли прекрасно.

За десять лет он намыл тысячу пудов золота, дав казне три миллиона чистой прибыли, и, сильно разбогатев, отправился в Петербург, где предложил Академии наук принять от него доходы с приисков, дабы открыть в Сибири университет.

Академики поняли Сидорова как должно:

— Университет нужен! Ваш щедрый дар принимаем…

Но тут пошли всякие «мнения» сановников, отписки министров. Над великой империей от берегов Невы до Амура порхали казенные бумаги, а граф Муравьев-Амурский прямо заявил Сидорову:

— С такими деньгами да с такими сумасшедшими проектами вам бы, Михаила Константинович, жить в Америке — вашим именем там бы город назвали! А здесь вы поторопились жить и чувствовать — наша Сибирь-матушка еще не доросла до диплома университетского.

В 1864 году дело с университетом заглохло окончательно, и Ольга Васильевна заметила в муже большую перемену: он как-то равнодушно взирал на поток золота, что рекою тек в его мошну, Сидоров сделался мрачен, внутренне слишком напряжен.

— Ты можешь сказать — что с тобою?

— Я пришел к выводу, что золото само по себе ничего изменить не способно. Я перестал ценить его власть. Теперь я сознательно стану обращать свои прибыли себе же в убыток ради пропаганды освоения сокровищ Севера и надеюсь, что потомство мою жертву оценит. — Он прошелся по шкурам белых полярных медведей, скаливших на него розовые пасти из углов комнаты. — Мне уже сорок лет, — сказал он продуманно, — и остаток жизни я должен посвятить исполнению мечтаний юности. Иначе — зачем жить?.. В конце концов, — горько усмехнулся Сидоров, — всего золота из Сибири мне не вычерпать, да это и ни к чему: мне уже хватит!

— На твои фантазии хватит, — сказала жена.

— На твои тоже, голубушка! — отмахнулся он. — Я тебе ни в чем не отказываю. Вот единственные штаны, которые на мне, и больше мне ничего не надо. А ты можешь ехать в Париж и безумствуй там в магазинах, сколько тебе угодно.

— А о детях ты подумал? — язвительно спросила Ольга.

— Дети пускай сами о себе думают. Я не ради детей живу, не ради них и стараюсь… Деньги буду тратить на дело!

Недавно он посетил свои отдаленные прииски на реке Курейке, очень далеко на севере, где ему всегда дышалось особенно легко и приятно: Михаил Константинович стоял на черных глыбах породы и взирал в холодеющую даль… Его окликнул проводник:

— Михаила, ты чего, как дурак, разинулся?

Сидоров нагнулся, отломил кусочек породы и, раскрыв блокнот, стал писать в нем породой, как грифелем: «Нет, я не стою, как дурак, я стою, как умный, ибо подо мною сейчас лежат русские миллионы: мы случайно открыли графит…»

Неужели графит? Да — то, без чего не может существовать цивилизация!