Валентин Пикуль - Избранные произведения. II том

— Гений ты, Сашка! — сказал он юноше. — Чего ж это я тебя с дубиной на плече держу при своих посылках? Тебе, милок, не дубина, а карандаш надобен… Ишь как ворочаешь!

В ту пору дьякон Ефим Яковлев считался в Арзамасе самым искусным иконописцем, он привлек Ступина в помощники. Дьякон учил хорошо, за подряды брал деньги немалые, и Ступин радовал Анисью Степановну своим заработком; в доме у них завелся достаток, гоняли к реке на выпас свою гусиную стаю. Но тут беда приключилась. Поехали как-то в село Тарханове, чтобы обновить образа в церкви, тамошний помещик сразу выставил шесть ведер водки (для лакировки икон спирт нужно перегнать в лак). Но дьякон Ефим не устоял перед таким изобилием, все шесть ведер зараз «перегнал» в себя, отчего и помер. Ступин очень жалел мастера, тем более что был влюблен в его дочь без памяти.

Но тут вмешалась Анисья Степановна:

— Да на што тебе, оголтелому, дочка от пьяницы? Ряба, коса, кривопуза и не плывет павою по земле, а скачет, быдто лягуха какая. Ужо вот, погоди, я тебе такую невестушку пригляжу… глаз не отвести! Она тебе красу свою явит…

Катерина Селиванова из мещан Арзамаса стала его женою. Ступин подался в Нижний Новгород, где начал служить в канцелярии губернского правления, а его начальники, зная, что он к живописи склонен, зазывали Ступина в свои именьишки — кому стены цветочками расписать, а кому рамы для семейных портретов золотить, а кому взбредет в голову, чтобы крылья мельницы сделать разноцветными. Но весною 1798 года началась в губернии суета великая, все словно помешались от ужаса — Нижний Новгород угрожал навестить сам император Павел I.

Ступина вызвал к себе губернатор Борис Ласси.

— Выручай, братец, спаси нас и помилуй, — сказал он, рыдая. — Ежели его грозное величество не куртизировать предметом отважным, тогда всем нам худо станет, а тебе — первому. Уж я даже Измаил штурмовал, а такого страха еще не испытывал…

Ласси велел срочно готовить для «куртизирования» императора образ Воздвиженья, и когда в мае Павел I прибыл, ему поднесли сей «предмет отважный», чему император подивился:

— Мастер хорош! — сказал он. — Выделить его…

Все перекрестились, а Ласси обласкал Ступина:

— За то, что с писанием образа не мешкал, а искусством своим избавил губернию от разоренья монаршего, жалую тебя из подканцеляристов в полные канцеляристы. Мажь и далее!

Катя родила первенца Рафаила, Ступин с женою и сыном вернулись в Арзамас; Александр Васильевич стал жить с церковных и дворянских подрядов, сам завел учеников, приобрел в городе домишко, а для услуг нанял «девку». Двоюродный брат жены Турин, учившийся живописи в Петербурге, критиковал художественные приемы Ступина, свысока поучая шурина:

— Учеников набрал, а тебе самому учиться надобно…

Весною 1800 года Ступин решил ехать в Петербург, тут заплакала Анисья, в голос завыла жена, рыдал и младенец в люльке.

— Ой, да на кого покидаешь нас, родименький? — причитали женщины. — Али мы тебя не тешили, не голубили?..

Ступин отъехал. «Цель моя была, — писал он, — не столько заняться для себя, сколько для пользы учеников моих».

Прямо скажу: в храбрости ему не откажешь. Сначала его приютил дядя по жене Степан Турин, а в Академии художеств арзамасца приняли на правах «постороннего ученика». Ступин почти ревниво наблюдал за своими товарищами — Кипренским и Варнеком, обладавшими таким хватким талантом, о каком Ступин даже помышлять не смел. Очень хотелось ему попасть в классы ректора Ивана Акимова, но тот прежде спросил его:

— Какими средствами владеешь, голубчик мой?

Ступин честно сказал, что выехал из Арзамаса, имеет 250 рублей, после чего Акимов лишь горько усмехнулся:

— Так где тебе за мое ученье расквитаться?

Катя писала из Арзамаса, что без него стало тошно: мещанская община города сочла Ступиных богачами, ибо, будучи беден, не живал бы ее муж в столице, и на этом основании обложила семью Ступина таким налогом, что скоро до разорения доведут. Но Ступин Академию не покинул, рисовал с антиков и натурщиков, за свое старание получал «номера» похвальные. Однажды, работая в Античной галерее, он услышал чужое дыхание. Оглянулся — за ним стоял ректор Академии.

— А что? — сказал Акимов, присаживаясь рядом. — Вижу, что в анатомии ты успешен, да и натуру освоил порядочно. Дай-ка мне карандаш, я пальцы и пятку поправлю. Если желаешь, братец, приходи ко мне завтрева. Я подумаю о твоем бесплатном ученичестве в своих классах. Приготовь паспорт…