Валентин Пикуль - Избранные произведения. II том

Анна Иоанновна вцепилась клещами в старинный окладень.

Раздался хруст, и она вытянула камень… Брызнуло алмазами!

— Ваше величество! — закричал Одоевский, на колени падая. — Караван из Китая уже вышел… везет вам камней всяких! На что палату-то раздергиваете? Русь-то… Русь! Простит ли мне?

Щипцы в руке Анны придвинулись к ноздрям Одоевского:

— Ой, князь! Коли войду во гнев, так быть тебе рвану… Не мешай величеству моему радость иметь.

И после этого дня крепко запил князь Одоевский.

Громом грянула весть, что казна пуста: нет денег! Анна Иоанновна рухнула перед иконами:

— Боженька милостивый! За что наказанье мне придумал? Или грешна уж я так?.. Куды деньги подевались, ежели годочка ишо не отцарствовала я? Господи, вразуми ты меня, вдовицу бедную! — Вскинулась с колен. — Андрея Иваныча ко мне… живо!

Тот же миг предстал перед нею Ушаков.

— Да не тебя звала я… Другого Андрея Иваныча надобно!

И явился другой Андрей Иванович — Остерман. Он быстро нашел козла отпущения, на которого всю беду свалили:

— Великая государыня! Позволь, и на инородцев подлых еще по сорок копеек в подать ихнюю лишку накинем?

— Накинь! — велела Анна. — Да человек нужен при финансах моих. Чтобы служил столь верно мне, как фактор Либман графу Бирену служит. Ведаешь ли — кому финансы можно доверить?

— Желательно, — задумался Остерман, — чтобы лишней хулы не стало, определить к финансам природного русского. Да чтобы, обиды прежние претерпя, он особливую доверенность к вам имел. И такой человек есть… Румянцев Александр!

— Зови его. К себе приближу и в милость допущу. Молиться буду, дабы не помереть мне в нищете унизительной… Вот уж не думала, с Митавы отъезжая, что на Москве бедствовать стану!

Пылкие молитвы Анны Иоанновны дошли и до покоев Бирена.

— В самом деле, — рассуждал обер-камергер, — куда делись все русские деньги? Неужели богатство России — это сказочный миф? Не может быть, чтобы Россия не могла прокормить… двор! Тут что-то не так. А вот что не так — это мы сейчас выясним.

— Прелестнейший господин, — сказал Лейба Либман, — все деньги лежат на кладбище. Русские хоронят деньги, доверяя их лишь земле.

— Черт бы их побрал! Для денег существуют карманы… Кейзерлинг тоже был искренне возмущен:

— Русские запустили свою страну. Я всегда говорил, что России нужен хозяин. Образованный и твердый!

— Зовите сюда обер-гофмаршала Левенвольде, — распорядился Бирен. — Этот малый давно живет в России, он, надеюсь, ответит…

Рейнгольд Левенвольде вырос на хлебах русских.

— Могу! — согласился он. — Могу пояснить… Полтора миллиона мужиков русских куда-то провалились к черту! Они обозначены на бумаге, как существующее население империи. Но их нигде не разыскать! Они бежали, и с них уже ни копейки не получишь…

— Глупости, — хмуро отозвался Кейзерлинг. — Надо просто заставить русских отдать недоимки. За себя и за бежавших!

Обер-гофмаршал Левенвольде взмахнул широкополой шляпой:

— К тому не мог приучить русских и Петр Первый с дубиною.

— А мы приучим, — ответил Бирен. — Вот твоя шляпа, Рейнгольд! Видишь? Французы столь долго загибали поля своих шляп, что получилась треуголка. Так и русские: лет десять посгибаются, а потом их уже не разогнешь! Только для этого надобны не коллегии с болтунами-президентами, а — экзекуторы! И не одна дубина Петра, а целый лес дубин… Русские — ужасные скопидомы, они любят копить. Банков не знают, а прячут все в землю!

— Я их тоже понимаю, — вздохнул Либман. — Отдавать накопленное всегда жалко… Разве не так?

Барон Корф сказал в завершение разговора:

— Послушайте! Кто вы такие? В том числе и я? Почему мы вершим здесь дела русские? Согласен — мы служим при дворе… Россия же — не двор! Так стоит ли залезать в дела народные? Я пригляделся и вижу теперь, что русский человек умен и здрав, он благороден и смышлен… Не хуже нас! Да я с улицы приведу вам Гракхов новых и Сенек! Не плюйте в душу русскую… Ох, как это может жестоко обернуться для нас!

— Ну, ты безбожник известный, — отвечали ему…

С докладом к Анне Иоанновне явился Анисим Маслов.

— Наслышан я, — сказал обер-прокурор, — что вы о финансах печетесь? То можно исправить, и человек в империи для того сыщется… Верховник бывый, князь Голицын Дмитрий Михайлович!

Анна Иоанновна велела звать из Архангельского князя. Явился он, и царица о нуждах своих ему долго рассказывала, на судьбу жалуясь. Голицын усмехался — кривенько.