Валентин Пикуль - Избранные произведения. I том

— Хальт, хальт, — негромко покрикивали немцы.

Это были горные егеря, солдаты того хваленого 19-го горноегерского корпуса, о котором немецкая печать трубила на весь мир. Один немец — постарше — носил на рукаве нашивку за взятие Крита и Нарвика, другой — помоложе — имел нашивку только за сражение под Нарвиком.

— Что надо? — спросил Рикко Суттинен.

Лошадь старшего егеря шумно дохнула прямо в кабину. Небрежно вскинув руку к козырьку каски, егерь спросил:

— Куда едут ваши солдаты, герр лейтенант?

— Мы перебрасываемся в район Петсамо. Восьмая диверсионная рота. В личное распоряжение генерала Рандулича.

— Документы! — коротко приказал немец.

Внимательно рассмотрев проштампованные бумаги, он брезгливо заметил:

— Но здесь у вас нет справки о здоровье ваших солдат.

Рикко Суттинен высунулся из кабины, посмотрел назад. Три затянутых брезентом грузовика стояли вдоль дороги. Из-за бортов выглядывали черные от морозов и ветра, закопченные у лесных костров лица солдат его роты. В соседнем кузове громко плясали, согревая замерзшие ноги.

— Вы видите, что мы прямо с передовой. Нам лечиться некогда, — ответил Суттинен. — И о каких болезнях может идти сейчас речь?

— Например, о венерических, — невозмутимо ответил немец.

Лейтенант криво усмехнулся бледным и тонким ртом:

— Об этом не беспокойтесь. Мы два года держали позицию в таких болотах, где ползают одни гадюки да квакают лягушки. Вы же знаете, что почти все население репатриировано в глубь Финляндии!

Немцы посовещались, и старший егерь достал из кармана какую-то машинку-щипцы — вроде контрольных. Он подсунул документы восьмой диверсионной роты под зубья машинки и трижды щелкнул ими, прокалывая бумаги.

— Мы пропускаем вас, — сказал он, возвращая документы. — Но лишь в том случае, если ваши солдаты не будут посещать наших публичных домов. Нам совсем не хочется везти заразу в прекрасную Швабскую землю!

Рикко Суттинен быстро вспылил:

— Однако же, сатана-перкеле… Простите, не разобрал вашего звания?

— Фельдфебель, — гордо вытянулся в седле немец и звякнул каблуками по стременам.

— Ах, только и всего! — нервно рассмеялся лейтенант. — Ну, в таком случае — проваливайте ко всем чертям. А я-то думал, что сам генерал Рандулич интересуется моим застарелым триппером!..

Он со злостью хлопнул дверцей перед самой лошадиной мордой и велел капралу гнать машину, не останавливаясь. «Вот сволочи, — думал он, раскуривая мятую сигарету. — В сорок первом они были куда как ласковей!..»

Капрал, видно, думал о том же.

— Херра луутнанти, — сказал он задумчиво, — у моей тетки Илмари было шестьдесят две коровы, а сейчас осталось только четыре. Они сожрали все наше масло, они рубят наш лес и еще требуют справку… И потом еще говорят: «Вы — наши братья!..»

— Осторожнее, — предупредил лейтенант, — здесь чинят дорогу!..

Русские военнопленные копались у обочин шоссе, засыпая выбоины и сравнивая бугры. Возле костра грелись трое егерей-автоматчиков. Теппо Ориккайнен медленно повел машину вдоль ряда измученных людей, как бы невзначай выкинул в окно только что закуренную сигарету.

— Напрасно, — заметил Суттинен. — Москалей жалеть ни к чему. От них в мире только одни неприятности.

— У меня, — не сразу отозвался капрал, — двоюродный брат в плену у них. Может, вот так же…

Он замолчал и до самого Петсамо не проронил больше ни единого слова. Его могучие руки, красные от холода, с большими, почти квадратными ногтями, все время лежали на руле перед глазами лейтенанта, и Суттинен почти любовался ими: ведь после войны эти руки снова будут валить сосновые деревья на его лесных вырубках «Вяррио».

После прорыва блокады под Ленинградом финны окончательно разочаровались в могуществе Германии, а немцы, почуяв недостаток доверия к своим особам, стали более настороженно относиться к «курносым», как они называли финнов. И теперь курносые солдаты мечтали об одном — как бы получше выпутаться из этой дурацкой войны, а немцы, наоборот, прилагали все старания к тому, чтобы не выпустить «страну Суоми» из лагеря своих «братьев по оружию».

Но в печать уже просочились первые, еще неуверенные слухи о «петиции 34-х» крупных магнатов Финляндии, которые обратились к правительству с предложением начать переговоры с Москвой. «С возвратом мира, — заявлял один из них, некий Хейкки Хухтамякки, — и условий мирного времени необходимо восстановить наши старые культурные и экономические связи с Советским Союзом, которые должны рассматриваться не как случайность, вызванная специальными условиями, а как естественная необходимость. Эти связи должны быть поставлены на настоящую и прочную основу…» Итак, сепаратный мир — вот к чему стремилась сейчас истомленная войной Финляндия, и честный патриот Паасикиви, невзирая на свой почтенный возраст, мужественно возглавил эту борьбу за мир.