Валентин Пикуль - Избранные произведения. I том

— Херра эвэрсти, — сказал он, — если патрона не дали, так дайте хоть в морду, чтобы я злее стал…

Юсси Пеккала пригнул к себе лохматую голову солдата, поцеловал его в сморщенный лоб.

— Иди, отец, — ответил не сразу, — ты и так злой…

Таммилехто подполз на животе, прошептал:

— Со стороны Питкаярви — движение какое-то…

— Так что?

— Около батальона, говорю.

— Где Суттинен-Хууванха?

— Осталась около гаубиц.

— Хорошо. Вот они опять идут…

Таммилехто посмотрел на бегущих егерей и пополз в сторону: «Лесные гвардейцы», расстреляв последние патроны, готовились к рукопашной схватке. Никто не заметил, как вянрикки поднялся, встал на четвереньки и скрылся в кустах.

Проваливаясь по пояс в жидкое месиво гнилого, не замерзающего даже зимой болота, он выбрался на лесной пригорок; среди могучих стволов мяннисто сел на камень и долго слушал, как надвигается лавина автоматной стрельбы. «Пойду!» — отчаянно решил юноша, нащупав на ремне круглую небольшую гранату.

Но там, в этой низине, уже творилось что-то дикое. Стрельба внезапно стихла — значит, пошла рукопашная, и, казалось, слышно, как лязгают штыки и хрустят человеческие кости.

— О-о-о, — мучительно простонал Таммилехто, почти умирая оттого, что не может быть вот таким, как этот старый вояка с выщербленными зубами. «Дайте хоть в морду, чтобы я злее стал», — вспомнилось ему, и, сняв с пояса гранату, вянрикки трижды ударил себя ею по голове, приговаривая: — Вот тебе… на!.. на!..

Он встал. Он уже сделал шаг. Два шага, три — в сторону сражения, где гибли его товарищи. Но в этот момент раздался тяжкий грохот егерских сапог.

Таммилехто упал лицом в снег, и мимо него, наспех прикручивая к автоматам штыки, быстро пробежал от озера Питкаярви свежий немецкий батальон.

Юноша проводил взглядом последнего егеря, потом снял с ноги громадный лыжный пьекс, вынул из него сено, далеко, в самый носок затолкал гранату.

Как можно больше подогнув пальцы, снова обул пьекс и, немного прихрамывая, выбежал на дорогу…

Кайса в накинутом на плечи манто сидела на лафете гаубицы, радостно всплеснула руками:

— Раутио!.. Ты что?..

Издалека донесся новый, яростный взрыв стрельбы, и вянрикки понял: «лесных гвардейцев» взяли в клещи.

— Я?.. Да вот… Снаряды у нас еще остались? — неожиданно спросил он.

— Один ящик, да, — ответила Кайса и поежилась: — Раутио, что там?.. Что Юсси Пеккала?.. Жив?.. Сигареты у тебя есть?..

— Есть, есть, — бормотал вянрикки, шаря по карманам. — Где-то была пачка «Tyomies»…

На снег выпала белая студенческая шапочка. Кайса подобрала ее, спросила:

— Ты куда сейчас?

— Я? — он протянул ей сигарету, махнул рукой; ответ неожиданно нашелся: — Меня полковник опять посылает в Коккосалми… на лыжи сейчас, и — побегу…

— Но ведь ты…

— Да, да, снова! — крикнул он и убежал.

Кайса, не вставая с лафета, поправила манто, частыми затяжками быстро испепелила горькую сигарету. Потом закашлялась, и кашель долго бил ее худое тело, надрывая простуженную грудь.

По-мужски сердито сплюнув, она ударами ноги, обутой в солдатский сапог, переломила жидкие планки на ящике. В курчавых стружках холодно сверкнула снарядная сталь.

— Господи, — сказала женщина и подняла глаза к небу, — если ты меня, грешную, только слышишь, — помоги им!..

Бой то вспыхивал, то угасал, и низина уже наполнялась предвечерними туманами, когда Кайса увидела полковника.

— Юсси-и… Где все, Юсси-и?..

Оборванный и грязный, весь в пятнах крови, он подскочил к ней, хрипло заорал:

— Ящик?.. Где он?.. Подноси…

— Юсси, а остальные?

— Там… отбиваются чем могут. — Он кивнул куда-то в сторону, засучил по локоть рукава. — Мы их сейчас… Запомнят суомэлайненов… А потом — пусть меня судят, пусть… Подноси!..

На дороге уже показались гитлеровцы. Кайса вложила в казенник орудия первый снаряд, и полковник, даже не взглянув на прицел, дернул рукоятку спуска.

— Подноси… еще, Кайса… ти-ти!..

Кайса мельком успела заметить, как вздыбилась на дороге земля и как метнулись пропавшие в дыму фигуры врагов.

— Юсси-и… Юсси-и…

— Куйнка? — спросил отрывисто. — Что тебе?

— Успеют уйти гвардейцы?

— Тащи следующий… вон опять бегут…

Гаубица дергается назад, распахивает прицепом лафета твердую полярную землю.

— Ти-ти!..

— Юсси, милый мой…

— Заряжай!.. Все скажешь потом… Мы их излупим, как дворняжек, Кайса!..

Ахает земля. Где-то низко-низко визжат пули. Кружатся в воздухе сучья деревьев. И — ряд за рядом — уходят снаряды из громоздкого ящика.