Валентин Пикуль - Избранные произведения. I том

— Здесь только сто восемьдесят один человек. Где еще двое?

— Не могу ответить точно, герр…

— А кто же может?

— Из барака никто не выходил, кроме…

— Найти! — приказали ему.

Перерыли весь барак, облазали весь двор, ряды проволочных заграждений — не нашли. Так и поехали без двух. А когда уже выехали на простор тундры, обер-лейтенант Штумпф увидел в окошечко, что какая-то машина все время идет позади колонны. Не отстает и не догоняет. Он присмотрелся и узнал в этой машине автоцистерну со спиртом.

«Не допили», — подумал он о тех двух, что пропали, и ему стало вдруг весело…

Вот уже десять минут над душой стоит фельдфебель Лонгшайер — друг «пропавшего без вести» Войцеховского.

— Герр обер-лейтенант, — скулит он, — герр…

Штумпф, прильнув к окулярам стереотрубы, молчит. Сильные окуляры приближают к нему линию русской обороны, выпирающую на этом участке фронта в расположение немецких войск. Кажется, все спокойно: не заметно никакого передвижения, в чистом морозном воздухе тихо тают белые дымки землянок.

— Герр обер-лейтенант, а герр обер…

Штумпф, по-прежнему молча, разворачивает стереотрубу на все сто восемьдесят градусов, смотрит теперь в сторону озера Чапр. Там настороженно чернеют рыльца пулеметов, выставленные на страх «дикого» батальона, и офицер печально вздыхает: «Ну хорошо, они… А я-то при чем?..»

— Что вам, фельдфебель? — раздраженно спрашивает он.

— Эти сволочи, герр обер-лейтенант, играют в карты…

— Так что?

— Они играют на меня.

— То есть как это на вас? — не понимает Штумпф.

— Проигравший должен меня убить. Я слышал, как они договаривались…

— Ну, а что я могу поделать, фельдфебель?

— Им выдали оружие, герр обер-лейтенант, и, поверьте мне, они это сделают.

— Я не сомневаюсь.

— Но я не могу, герр обер-лейтенант. Я, наконец, уйду из этого «дикого» батальона!

— Куда? — усмехнулся Штумпф. — Там русские, а там… сами видите. Зарядите как следует парабеллум и постарайтесь спустить курок на полсекунды раньше, чем это сделает проигравший. Больше я вам ничего не могу посоветовать.

— Хорошо, — зловеще соглашается Лонгшайер, выбираясь из окопа. — Я постараюсь спустить курок раньше, чем кто-нибудь из них успеет проиграть!..

Он отбегает несколько метров, и в этот момент где-то вдалеке рождается тонкий заунывный звук. Постепенно он усиливается, разрастаясь в грозный рев. Штумпф привычно вбирает голову в плечи, земля тяжко вздрагивает под ним. И когда он поднимает голову, то видит, что на том месте, где только что стоял Лонгшайер, дымится глубокая воронка, и — ничего больше.

«Кто-то уже проиграл», — насмешливо думает обер-лейтенант, но воздух снова разрывается полетами снарядов, земля твердыми комьями рушится в окоп, стучит по каске. В полузасыпанном блиндаже, как отголосок другого мира, названивает телефон. Штумпф подползает, берет трубку.

— Что там у вас случилось? — спрашивают из соседнего батальона.

— Все было спокойно, и вдруг…

Грохот, треск балок, противный шорох оползающей земли.

— …И вдруг русские открыли огонь, — говорит Штумпф. — Если это артиллерийская подготовка, то мне…

Снова взрыв — совсем рядом.

— …То мне не понятно, к чему она…

Еще взрыв, еще, еще!

— …К чему она сведется. Я только что сейчас осматривал их позиции, но… Алло, алло!.. У, черт, перебили!..

Так началась обработка огнем переднего края немецкой обороны. До наступления советских войск оставались считанные дни, и высокий суровый человек в полушубке и генеральской папахе, следя за взрывами снарядов, сказал как бы про себя:

— Вот отсюда, от озера Чапр, мы направим наш главный удар и, соединившись с матросскими десантами, вместе пойдем на Петсамо!..

Дремучий лес, затянутый утренними туманами, неожиданно огласился выкриками:

— Кончай работу!..

— Кто сказал?..

— Эвэрсти Юсси Пеккала!..

— Сдавай топоры!..

— Почему?..

— Эй, Вяйне, хватит!..

— Идем в Вуоярви!..

— Получать оружие!..

— Зачем?..

— Снова война!..

— На этот раз наша!..

— Дожили наконец!..

— Хуррра!..

«Лесные гвардейцы» выходили из леса, строились в ровную колонну. Вскинув на плечи топоры и опоясавшись гибкими пилами, они дали первый шаг разбитыми сапогами. Вянрикки Таммилехто встал впереди строя. Если бы его увидела сейчас та маленькая Хелли, что подарила когда-то шелковую подвязку… «О-о, — сказала бы она, — мой Раутио большой человек!» И это в конце концов ничего не значит, что люди, шагающие за ним, голодны, плохо одеты, покрыты фурункулами и грязью. Все равно, хорошо идти впереди них.