Борис Русланов, как всегда немного смущенно, ответил:
— Да это просто Девкина заводь по-русски, губа такая в Петсамо-воуно-фиорде, вроде порта у города Печенги. Мне как-то еще на «Аскольде» карту довелось посмотреть. Я даже ахнул — одни русские названия: деревня Княжуха, Падун-камень, тоня Малофеева, мыс Пикшуев, Палтусово Перо.
— А вот что я слышал, — вмешался другой, — говорят, в Лиинахамари на высокой-высокой скале стоит горный козел. Стоит и заглядывает в пропасть. Только он не живой, а вырублен из той же скалы, на которой стоит, но поначалу живым кажется.
— Врешь! Быть не может.
— А вот поспорим.
— Что же я тебе, в Лиинахамари побегу проверять?
— Ну все равно там побываем.
— Эй, кто был в Лиинахамари с Ярцевым?
— Буслаев был. Спит он.
— Разбудите, успеет выспаться…
Разбудили, поинтересовались: как насчет козла-то?
— Дай закурить, — густым басом попросил Буслаев и, потянув цигарку, лениво ответил: — Темно тогда было, немцы разрывными пулями били, не до козла было!
— Надо и мне закурить, — сказал Самаров. — Ну, кто хорошего табаку хочет — налетай!
Налетели. Задымили.
— Русские имена, — мечтательно проговорил Олег Владимирович, — где только не встречаются на карте! Даже этот Норд-Кап знаменитый и тот в старину просто Мурманским Носом звали…
— Выходит, — спросил Найденов, — возле него наши предки селились?
— И не только возле него, но даже и далеко за него!
Кто-то тихо присвистнул:
— Как же это так?
Буслаев поднялся с нар, сладко потянулся.
— Ух, — зевнул, — не дали поспать. Уж коли на то дело пошло, так я вопрос задам… Можно, товарищ лейтенант?
— А мы не на занятиях. Задавай что хочешь.
— Где же тогда граница русская проходила?
— Да, — вставил Алеша, — вот, скажите, где?
На «камчатке» чего-то засмеялись, донесся шепот:
— …Поймали замполита, не ответит!
— А ты слезай, слезай оттуда, — распорядился Самаров, — ишь, как разленились…
Два заспанных матроса слезли с нар, в одних носках подошли к печке, глаза их лукаво посверкивали.
— Ну, вы, кажется, хотели знать, отвечу я или не отвечу?.. Ну, так слушайте: раньше, несколько веков назад, границы с соседней Норвегией вовсе не было, она оставалась произвольной.
Ставриди недоверчиво хмыкнул:
— Это как же: государство, да еще какое, и… без границы?
— Вот так и было, товарищи, что граница отсутствовала. Правда, это было давно…
— И сколько же такое безобразие продолжалось? — пробасил Буслаев, стараясь пробиться к Самарову поближе.
— Безобразие, — повторил лейтенант и засмеялся, — конечно безобразие! И продолжалось оно до тех пор, пока положение границы не было узаконено в договоре Ярослава Мудрого с норвежским королем Олафом.
— Я помню, — сказал кто-то, — мы еще в школе проходили: Ярослав Мудрый на дочери Олафа тогда женился.
— Ну, куда ты лезешь, аж на самую печку, — оттолкнул Ставриди Буслаева, — и оттуда хорошо слышно!
— Тихо! Ша! Мне вопрос задать надо… А вот, товарищ лейтенант, войны, выходит, и не было, пока они женаты были?..
— Пока Ярослав Мудрый был жив, — серьезно продолжал Олег Владимирович, — на севере, товарищи, войны не было. Но после смерти Ярослава норвежцы повели войны с русскими поселенцами, которые селились тогда по Лютен-фиорду.
— Это где такой? — спросил кто-то.
— Примерно около нынешнего города Тромсе, — ответил Самаров. — Войны продолжались до самого 1323 года, когда в городе Орехове был заключен мирный договор, и отныне нашим рубежом стал считаться уже не Лютен-фиорд, как раньше, а Варангер-фиорд, или, если говорить по-русски, то просто Варяжский залив.
Матросы снова зашумели.
— Это что же получается, границы отступили на восток?
— Да, товарищи, в пору междоусобиц среди русских князей, в пору нашествия татарских полчищ на Русь нашему государству было очень трудно оберегать свои отдаленные от центра северные земли.
— Ладно, — хмуро отозвался Алеша Найденов. — А вот скажите, товарищ лейтенант, как случилось, что потом граница придвинулась к самой Печенге?
— Ну, а в этом, товарищи, виновато одно лишь царское правительство. И прямой виновник этому один человек, имя его останется в истории нашего севера позорным пятном…
Матросы еще теснее сгрудились вокруг него:
— Кто этот человек?
— Этот человек — полковник-квартирмейстер Галямин.
— Как вы сказали?
— Га-ля-мин, — по складам повторил Самаров. — А случилось это так… В 1809 году, когда Финляндия была присоединена к России, участки Печенгских земель оставались спорными. Но уже назрела потребность привести северные границы в «ясность». И вот для этой цели правительство послало в 1825 году Галямина, который уступил Норвегии область вплоть до реки Паз, что ранее принадлежала России.
Читать дальше