Валентин Пикуль - Избранные произведения. I том

В кубрике рулевых шла суетливая возня. Если полсотни мальчишек запихнуть в одно помещение, они могут так побеседовать между собою, что у взрослых через десять минут затрещат головы. Росомаха уже разбирал свою койку, а Колесника еще не было, он утащился в соседний колхоз на танцульки.

— Ти-ха! Ти-ха! — взывал к юнгам Росомаха.

Стало чуть-чуть потише, и в этой случайной паузе все расслышали, как Финикин обратился к старшине:

— Разрешите доложить, что у меня банку варенья сперли. Вчера была, а сегодня — нету.

Росомаха вновь застегнул манжеты своей фланелевки.

— Ти-ха! Кто у этого товарища банку варенья увел?

Вот теперь в кубрике стало совсем тихо.

— Никто не сознается? — вопросил старшина. — Или вам неизвестно, что воровство особо жестоко карается на флоте?

Все молчали. Кто был удивлен. Кто пристыжен.

— Становись! — скомандовал Росомаха.

Вдоль левого «борта» вытянулась шеренга колесниковского класса, вдоль правого — класса Росомахи. Лампочки светили вполнакала, от печки несло жаром. Забытые учебники и тетрадки валялись на столах и койках.

Росомаха рысцой пробежал вдоль шеренг.

— Еще раз спрашиваю — кто взял банку?

Финикин проговорил:

— Артюхова допросите. Пусть он мое варенье отдаст.

— Артюхов, это случайно не твоя работа?

Тот отвечал старшине с достоинством:

— А почему вы именно меня спрашиваете?

— Так ты же… — начал было Росомаха и умолк.

Из шеренги левого «борта» кричали:

— У нашего Серебрякова вчера кто-то перышко из ручки выдернул. Может, это один и тот же гад работает!

Растерявшийся Росомаха вызвал из строя Московского.

— Старший, — сказал он Игорю, — этого дела мы так не оставим. Ты начинай с того конца кубрика, а я с этого. Из строя никому не выходить, пока не обыщем все койки.

Росомаха разворошил постель Феди Артюхова, заглянул на его полочку, отвернул матрас. Нигде вареньем даже не капнуто. Московский нехотя пощупал рукой книги на полке Коли Поскочина, отодвинул куски мыла и… вытащил банку.

— Вот она! — сказал Игорь в полном изумлении.

Из банки торчала ложка. Половины варенья уже не было.

Финикин сразу полез на Колю Поскочина.

— Умника из себя строишь, а сам… Твое это было варенье? Тебе его прислали? Я вот сейчас как врежу…

Но тут прозвучал резкий голос Артюхова:

— Не тронь маленького. Что он тебе худого сделал?

— Как что сделал? Он же мое варенье слопал.

— Захотел и слопал. А тебя это не касается.

— Видали? Мое варенье едят, а меня это не касается.

— Дурак! — ответил Артюхов. — Ты еще жизни не видывал…

— А ты… Ты сам вор и другого вора покрыть хочешь.

Артюхов, побледнев, двинулся на Финикина:

— Слушай, ты! За такие слова я тебя так кокну по твоей банке, что из нее последнее варенье вытечет. Да, я крал. Чтобы не подохнуть. Но я копейки не украл с тех пор, как попал на флот…

— Кокну, кокну… Ишь кокальщик какой нашелся. Эво, старшина рядом стоит. Он тебя живо на отсидку отправит.

— Прекратите! — вмешался в спор Росомаха. — А то и правда возьму и обоих вас закатаю на гауптвахту… Кончайте баланду! Дело ясное. Юнга Поскочин, ты зачем чужое хватаешь?

Бедный «философ» горчайше разрыдался:

— Сам не знаю… сладкого захотелось… не удержался!

Росомаха еще крутил в руках липкую банку.

— Держи сам! — и сунул банку Финикину. — Юнга Поскочин, а тебе известно, что воровать нехорошо?

— Известно… конечно же! — отвечал Коля.

— А если так, то, выходит, действовал сознательно. Это как понимать? Всяких там Кантов изучаешь, а к себе философски отнестись не можешь… Чего молчишь? Отвечай.

Явился с танцев Колесник — заснеженный, румяный.

— Что за ярмарка? — удивился он с порога.

— Да вот… вора нашли, — мрачно пояснил Росомаха.

Из класса Колесника надрывно взывали к честности:

— Заодно и перышко поищите. Писать человеку нечем!

Савка слышал, как Росомаха тихо сказал Колеснику:

— Мне этого Канта, чтоб ему ни дна, ни покрышки, честно-то говоря, позарез жалко. Лучше бы он, сукин сын, слопал варенье, а банку в сугроб закинул…

Шепотком отвечал ему Колесник:

— У нас на крейсере такого Финикина давно бы в гальюн сунули и воду спустили. Поскочин-то — пацан. А кто не тягал варенья у бабушки из буфета?

— Сравнил. Дома высекут — и порядок. А здесь из-за такой ерунды может кончиться плачевно…

Савке стало безумно жаль Колю, и никак не укладывалось в голове, что он может украсть.

— Коля, — спросил он, — зачем ты это сделал?