— Плохо стреляют, — говорил он. — Даже не верится, что немцы хорошо отстрелялись в Ютландском сражении. Ну, посудите сами, второй час возятся с нами, мы им даже не отвечаем, казалось бы, чего уж проще? Так нет же — не могут накрыть как следует…
Все его поняли правильно: старлейт хотел полного разрушения батарей, чтобы не возиться с ними самому. Скалкин поднялся:
— Я схожу… Эй, у кого спички есть?
— Ты куда?
— Да подпалю что-нибудь. А так много ли высидишь? На этих немцев какая надежда? Им не фугануть точно…
Скалкин выпустил из бочек нефть на землю, поджег барак офицерского собрания, запалил провизионку. Была как раз середина дня, когда в штабе Бахирева расшифровывали радиограмму, перехваченную с германских дредноутов.
«ЦЕРЕЛЬ ПРИ ОБСТРЕЛЕ С ТРЕХ СТОРОН НЕ ОТВЕЧАЕТ НАМ. ВИДИМ ДЫМ…»
В это самое время Артеньев замкнул гальваноключ, вызывая взрывы на батареях. Но четыре башни по-прежнему нерушимо глядели в Ирбены со своих парапетов. Что-нибудь одно: или осколками перебило проводники, или…
— Или, как всегда, вредительство, — сказал Артеньев. Скалкин распахнул дверь блиндажа, высунулся наружу.
— Немцы! — крикнул он. — Садятся!
— Высаживаются, — поправил его Артеньев. — С моря?
— Нет. Садятся. С неба.
На фоне пожаров метались над Церелем две тени аэропланов, которые скоро коснулись колесами земли. Церельцы выждали, чтобы летчики вышли из кабин, и Артеньев скомандовал комиссару:
— Лупи их из своей оптики… Чего смотришь?
Немцы, увидев русских, кинулись к своим аппаратам, в красном дыму провернулись лопасти пропеллеров, и, взяв разбег на поляне, самолеты улетели в Ирбены — в сторону своих кораблей…
«Гражданин» уже приближался к Аренсбургу.
* * *
«Гражданин» проходил в узостях мелководий, протираясь бортами между банками и минами. Одно резкое движение кормы могло обернуться концом для всей многочисленной команды линкора. За ним шли в кильватерной струе конвойные эсминцы — «Амурец», «Стерегущий» и «Туркменец Ставропольский». Германские самолеты появились сразу, как только штурман доложил о приближении Аренсбурга. Аэропушки «Гражданина» отгоняли их прочь от кораблей…
Солнце было уже на закате. Быстро наваливалась темная осенняя ночь, и черта эзельского побережья выступила в темноте зловеще и зыбко. В команде росло нервное напряжение. При появлении перископа подлодки линкор открыл огонь ныряющими снарядами, и азарт был столь велик в матросах, что офицеры силой тащили комендоров от пушек, кричали людям:
— Хватит! Опомнись… хватит! Куда лупишь?
С ночного неба на линкор были сброшены бомбы, одна из них, не взорвавшись почему-то, с резким шипением догорала на воде. До команды долетел зловонный запах, который вентиляция впитала в утробу корабля, и долго в отсеках пахло какой-то гадостью. Справа остались огни Аренсбурга — близок уже Церель, и все примолкли… Вот он! — как будто у входа в Ирбены положили раскаленную жаровню (это горела земля). Бурные фонтаны огня смерчеподобно выплескивало к тучам. Обгорелый скелет маяка коптил небо, как похоронная свечка. От берега слышалась еще стрельба. А на черной воде спасались люди. Вдоль всего побережья Сворбе сновали плоты и шлюпки, таскались буксиры и курортные паромы. Люди кричали в сторону кораблей о помощи, но «Гражданин» брать никого не стал, и людей выхватывали из воды идущие за линкором миноносцы…
Исполняя приказ, «Гражданин» открыл огонь по Церелю. Очевидец пишет:
«Стрельба в полутемноте по собственной же батарее, с таким трудом и с такой поразительной быстротой построенной в течение летней и осенней компании 17-го года и которая честно отстаивала Ирбенский пролив… наконец, эта мрачная, но величественная картина: пожары, неприятельские аэропланы, пулеметная стрельба, разбросанные кругом шлюпки и буксиры с людьми, панически покинувшими свои посты, — все это, вместе, взятое, запечатлелось в памяти каждого участника нашего похода к Церелю».
Среди гибнущих и тонущих эсминцы иногда выуживали и офицеров с батарей. Ошалелые от пережитого, они, казалось, не отвечали на вопросы, а злобно огрызались:
— Да нет, нет! На Цереле уже никого не осталось. Вы посмотрите сами, что творится: разве тут человек выживет?
Их спрашивали — уничтожены ли батареи Цереля, они отвечали:
— Да, конечно. Иначе и быть не может…
Об этом стало известно на «Гражданине», и горнисты линкора сыграли «дробь». С мостика последовал приказ:
Читать дальше