Юрий Власов - Огненный крест. Гибель адмирала

Почти все женщины, проходившие по наиболее громким политическим процессам, — из семей статских или военных генералов: Софья Лешерн, Софья Перовская, Вера Фигнер, Вера Засулич… В сумятице и вседозволенности семнадцатого года Александру Васильевичу попалась брошюрка о политических процессах в России. Александр Васильевич и не подозревал, что сподобился читать ее в одно время с будущим председателем иркутской губчека товарищем Семеном.

До 1905 г. 29 женщин оказались отмеченными смертным приговором. Из них восемь — закончили путь на эшафоте. А сейчас валят и женщин и детей — и никто не считает, а что считать, коли счет на десятки и сотни тысяч.

Видение бала смыло в памяти наслоения последующих лет, с их жестокостью, кровью, глупостью. И уже опять он в прошлом, и рядом с ним морской гвардеец, и он отчетливо слышит его насмешливый баритон: «Карьера, Саша, карьера…» Это он рассказывает о сыне Трепова — Дмитрии Федоровиче, знаменитости тех лет. Там, на балу, генерал стоял у окна в коридоре. У окна обрывалась живописная линия белых столов буфета. К Трепову подошел Плеве, и они заговорили надолго и довольно возбужденно. Им никто не мешал, публики здесь почти не было.

— Саша, вот этот Дмитрий Федорович Трепов еще в год нашего с тобой выпуска служил с моим кузеном в ротмистрах, а нынче — генерал, московский обер-полицмейстер, любимец великого князя Сергея Александровича; толкуют о его переводе к нам, в Петербург…

У генерала Трепова расширенное книзу лицо, прижатые уши, усы стрелками, вислый, рыхловатый живот, скошенный затылок и далекие гладко отполированные залысины. Весь он похож на кабана, тем более странна какая-то приятность в нем.

Александр Васильевич взглядывается в новую картинку — память удивительно щедра. Обретает ясность образ Александры Федоровны. Она утопает в кружевах и складках белого бального платья. Оно походит на свадебное. Фотография в том платье обошла всю Россию. Александру Васильевичу запомнилась строгая малоподвижность лица. Она держалась скованно, не улыбалась. А тот фасон платья был необходим, дабы скрыть беременность. Это потом, через несколько лет, объяснила знакомая дама, чуть ли не жена Николая Оттовича фон Эссена…

С великими князьями, несомненно, были их жены, но Александр Васильевич не мог узнать их, да и как — ведь не видел же их прежде. Впрочем, Елизавету Федоровну (жену великого князя Сергея Александровича) узнал. Она очень походила на Александру Федоровну — свою родную сестру. Но женщины не занимали Александра Васильевича. Конечно, он и предположить не смел, что ждет сестер…

Высокий худовато-стройный великий князь являл собой образчик типичного гвардейского офицера. На продолговатом правильном лице как бы застыло выражение холодной и спокойной презрительности.

Александр Васильевич впервые находился столь близко к людям, которые повелевают событиями, и старался понять их, во всяком случае оценить человечески. Конечно, строить выводы по бальным впечатлениям смешно, но все дело в том, что он умеет понимать людей. У него дар чувствовать их. Когда он видит человека или беседует с ним, он как бы прикладывается к нему, это дает очень многое, и всегда самое важное. Поэтому все вокруг имело важный смысл познания.

— Позабавься, Саша, — рокотал морской гвардеец в ухо Александру Васильевичу. — Только полюбуйся: они попрошайничают милость быть замеченными государем или государыней. Да-а, Саша, обычные свойства профессиональной прислуги или служилой братии — и те и другие лишены понятия чести. Нет, полюбуйся на сановные низости…

Но то, что случилось после третьего тура польского, когда царская семья удалилась на отдых в соседнюю комнату, если не потрясло, то основательно покоробило Александра Васильевича, хотя его приятель, без сомнения, не раз становился свидетелем чего-то подобного. Он не удивлялся, а веселился от души. Для этого он заранее увлек Александра Васильевича в коридор. Здесь, по стене, размещался буфет: чай в изящных фарфоровых чашечках, торты на серебряных блюдах, фрукты, конфекты в хрустальных вазах и вообще все, что угодно, — и это среди гиацинтов, гвоздик и даже роз, а ведь за окнами падал снег.

Лишь только за дверью исчезла долговязая фигура великого князя Сергея Александровича, гости хлынули в коридор. Это было зрелище для закаленных. Буфет исчез за стеной спин. Вазы опрокидывались. На пол соскальзывали чашки, вилки, шлепались куста тортов, капала жидкость, и во все стороны сыпались конфекты. Мороженое, торты, пирожки мазали мундиры, фраки, платья. Еще удивительнее было стремление гостей набить карманы и сумочки конфектами. Впрочем, набивали не только карманы, но и шляпы.