Юрий Власов - Огненный крест. Бывшие

Ленину и не было нужды мараться о «ренегата» Парвуса. Отмывание денег от германо-кайзеровских метин производилось на уровне Якова Станиславовича Ганецкого-Фюрстенберга (1879–1937 — вторую дату на жизни Якова Станиславовича сам Чижиков нарисовал). От энергичнейшего и точнейшего Якова Станиславовича деньги поступали уже хирургически стерильными (на данном уровне все концы обрывались, ни один не прощупывался — на то и был поставлен Ганецкий). Наверное, даже германская секретная служба себя пытала: а и впрямь ли ссужала эти самые рублишки в золоте? Ну благопристойнейшие торговые операции, и все тут: и тебе отчетность, документы в гроссбухах, справки, печати. Попробуй придерись: торгово-финансовые операции в чистом виде. Коммерсанты, и патент вот!..

На 1 января 1993 г. известны около 400 документов, свидетельствующих о финансировании Германией революционной деятельности большевистской партии. По данным документам общая сумма, отпущенная Ленину, составляет один миллиард марок.

Ганецкого Ленин ценил чрезвычайно (сколько я ни искал — ни разу не высказался о нем даже с тенью осуждения, вообще никогда — это для Ленина и по тем временам редкость великая, скорее даже полное исключение). Словом, доверял, как себе, — и должности, которые занимал Яков Станиславович после октябрьского полымя, тому свидетельство.

А немцы эту связь замуровали — крепче, замковей, глуше и не замуруешь, поскольку от нее, этой связи, след прямо вел в нижнюю комнату Ипатьевского особняка, а это напоминание чуткая душа Вильгельма Гогенцоллерна, бывшего властителя Германской империи, вынести не могла. И посему всё пожгли, всё попрятали, всё затерли. Так, случайные бумажонки завалялись… Потому что Вильгельм Гогенцоллерн не мог на миллионы золотых рублей устроить убийство своего русского родственника, его германской жены и их детей полугерманской крови. Такое с совестью Вильгельма просто «несовместно» — вот и растворились, убрались в землю, канули в небытие всякие вообще свидетельства вместе с кровью Романовых. И, как говорится, сосите лапу, историки!

Но есть еще одна маленькая новость, ну самый пустяк.

При жгучей ненависти Ленина к врагам жить их детям в советской стране в эпоху разнузданного сталинского террора, какого-то органического презрения в людям не представлялось возможным. Это категорически исключалось. Их не только не пустили бы через границу — их как близких семейству Троцкого тем более изничтожили бы на месте, а то и выкрали бы, дабы держать в бессрочной ссылке. А с сыном Парвуса все вопреки логике (и это тоже заставляет серьезно задуматься). Его сын (Евгений Гнедин) не только оказывается в СССР, но и в самые вулканические годы сталинского террора будет заведовать отделом печати Наркомата иностранных дел. Его перу принадлежит книга «Лабиринт» — это о советской дипломатии середины и конца 30-х годов. И ведь что удивительно — Гнедин дожил до самых преклонных лет. И это-то с такой «убийственной» родословной! Фактически семейство Троцкого подверглось поголовному истреблению. Все дети «врагов народа», что называется, доходили в детских колониях, не говоря уже о взрослых отпрысках — те ложились вместе с родителями, исключений не обнаруживается. А Евгений Александрович Гнедин — на столь ответственном посту! Ведь тогда ответ на каждый пункт анкеты высвечивался под микроскопом. Полчища «товарищей» с Лубянки только этим и промышляли. А тут служба, да где — в наглухо повязанном с иностранцами ведомстве!

Никто ничего здесь не поймет без разъяснений самого Евгения Александровича, хотя некоторые, и очень важные, выводы напрашиваются сами.

Вот такая маленькая новость, просто с ноготок новость.

Сообщение о Гнедине имеется в работе немецкого историка Ингеборы Фляйшхауэр «Пакт Гитлер — Сталин и инициатива германской дипломатии. 1938–1939».

Гнедин (Парвус-Гельфанд-младший) все же был арестован в начале 1939 г. — почти одновременно с группой высокопоставленных советских дипломатов еврейского происхождения. Сталин мастерил процесс над бывшим наркомом иностранных дел М. М. Литвиновым-Финкельштейном (1876–1951). Большевизм открывал новую страницу в своей истории — антисемитскую. Однако мгновенно меняющаяся обстановка в канун Великой Отечественной войны заставила Сталина пересмотреть планы. К их претворению он приступит в последние годы своей жизни.

Но уже только один арест кремлевских врачей (почти все евреи) вызовет за рубежом бурю протестов. Эта кампания возмущения возьмет новую силу теперь уже у нас и после XX съезда КПСС.