Виктория Мас - Бал безумцев [litres]

В озере они резвились, пока не стало смеркаться, а когда вернулись на берег, увидели дядю Луизы, притаившегося за деревьями. Сколько времени он там простоял, никто не заметил. Схватив Луизу за плечи жирными потными лапами, этот человек принялся ее трясти и орать, что она потеряла всякий стыд, после чего на глазах у перепуганной компании потащил за собой к дому. Она не успела застегнуть платье, и черные мокрые волосы падали на грудь, проступавшую под полупрозрачной нижней рубашкой.

В квартире дядя толкнул ее на супружескую постель.

– Я тебе покажу, как позориться на людях, бесстыдница! Уж ты этот урок запомнишь!

Упав на кровать, Луиза смотрела, как дядя расстегивает ремень, и думала, что он собирается ее выпороть, – будет больно, конечно, но быстро заживет. Однако он бросил ремень на пол, и тогда Луиза закричала:

– Нет! Дядя, нет!

Она вскочила, и он ударил ее наотмашь так, что девушка рухнула обратно на кровать, навалился сверху всем телом, не давая пошевелиться, разорвал платье, раздвинул ее голые ляжки и расстегнул панталоны.

Он еще двигался в ней, а Луиза еще кричала, когда вернулась тетя и застала эту сцену. Луиза протянула к ней руки:

– Тетя! Тетушка, помогите!

Ее муж сразу вскочил, и жена набросилась на него:

– Ах ты сволочь! Чудовище! Пошел вон, видеть тебя не хочу!

Мужчина в спешке натянул штаны, накинул рубашку и кинулся за дверь. Спасенная Луиза, испытав огромное облегчение, даже не заметила кровь у себя между ног и на простыне. А тетушка вдруг подскочила к ней и влепила пощечину:

– Потаскушка! Строила ему глазки – гляди теперь, что стряслось! Да ты мне еще и постель испачкала, дрянь! А ну живо одевайся и все выстирай!

Луиза смотрела на нее, ничего не понимая. Понадобилась вторая пощечина, чтобы привести ее в себя и заставить выполнить указание.

Дядя вернулся на следующий день, и супружеская жизнь продолжилась своим чередом, как будто ничего не случилось. Тем временем Луиза лежала в своей каморке, содрогаясь в конвульсиях, и не могла с этим справиться. Теперь каждый раз, когда тетя кричала, чтобы она спустилась и помыла посуду или подмела пол, девушка, согнувшись в три погибели, сползала по лестнице, а на кухне падала на пол, и ее рвало. Тетка принималась кричать на нее еще пуще, и Луиза теряла сознание. Так прошло дней пять. В конце концов сосед снизу, которому надоело слушать вопли, сотрясавшие небольшой дом, однажды вечером постучал к ним в дверь. Разбушевавшаяся тетка открыла, и он увидел у нее за спиной Луизу на полу, в луже рвоты, бившуюся в судорожном припадке, от которого голова у нее запрокидывалась назад, а ноги дергались вперед. Сосед взял девушку на руки и вместе с женой отвез ее в Сальпетриер. Оттуда Луизу так и не выпустили – она провела в больнице уже три года.

О том событии девушка вспоминала вслух редко, но если уж ей случалось о нем заговаривать, рассказ сводился к следующему: «От того, что тетушка меня наругала, было еще хуже, чем от того, что дядя меня изнасиловал».

В отделении истеричек она оказалась пациенткой, у которой припадки случались чаще и были тяжелее, чем у других. У Луизы обнаружились такие же симптомы, как у Августины – бывшей пациентки доктора Шарко, которая прославилась в Париже на его публичных лекциях. Почти каждую неделю у Луизы случались конвульсии и судороги, она падала, тряслась, выгибалась, теряла сознание. А иногда вдруг замирала, сидя на кровати, воздевала руки в исступленном восторге к небесам и взывала к Господу или к воображаемому любовнику. Интерес со стороны Шарко и успех на показательных сеансах гипноза, где она каждую неделю становилась звездой, привели Луизу к мысли, что она – новая Августина, и от этого ей сделалось легче, пребывание в больнице и воспоминания стали не такими тягостными. Кроме того, теперь у нее был Жюль. Уже три месяца Луиза твердо верила, что этот молодой интерн ее любит, что она его тоже любит, они скоро поженятся и уедут отсюда. Теперь ей нечего было бояться: она выздоровеет и наконец-то станет счастливой.

В дортуаре Женевьева идет вдоль рядов аккуратно застеленных коек, проверяя, все ли спокойно, чинно и гладко. От ее взора не укрылось, что Луиза только что вошла из коридора, и если бы сестра-распорядительница позволила себе повнимательнее относиться к пациенткам, она непременно заметила бы потерянный взгляд девушки и кулаки, прижатые к бедрам.

– Луиза, где ты была?

– Забыла брошку в столовой, сходила за ней.