Олег Капустин - Судьба генерала

— Ну что такое две негритянки да парочка турчанок? Разве это гарем? — с сочувствием посмотрел на англичанина Безюрг. — Совершенно не понимаю, как ты живёшь, несчастный? У меня вот восемьдесят пять жён, а всё равно бывает порой так скучно, так скучно… — продолжил семидесятилетний перс. — Послушай, дорогой, — оживился он, — у тебя нет на примете такого доктора из твоих соотечественников, который бы мог так сделать, чтобы молоденькая жена не сразу беременела, ну хотя бы в течение года? Хочу, чтобы у меня в постели всегда цвела весна.

— Нет, к сожалению, наша медицинская наука пока бессильна в этом случае, — покачал Головой Уиллок, — у нас у самих такие же проблемы. Наши жёны рожают нам детишек, как крольчихи. Я потому и холост, что хорошо знаю: заведу себе леди — и хана мне, сгрызут меня родные крольчата со всеми моими потрохами, никаких доходов не хватит.

— Да, кстати о деньгах, — каймакам посерьёзнел, — ты уже давно обещал мне субсидию от твоего правительства. Я жду, жду, а её всё нет. А мне деньги вот как нужны.

— Да вот, пожалуйста, твоя субсидия, — проворчал недовольно Генри Уиллок, доставая откуда то из внутреннего кармана синего сюртука объёмистый мешочек с золотыми и вексель на крупную сумму (с деньгами он всегда расставался неохотно). — Но только я надеюсь, что всё, о чём мы говорили, не уйдёт как вода в песок. Русские должны убраться из Персии, и желательно с позором, а как уж это случится, ваша забота.

— Не беспокойся, любезный, Аллах не позволит им топтать нашу землю, а мы выполним желание всевышнего, — ответил Мирза-Безюрг, пряча субсидию подальше в складки просторного халата.

Английский дипломат, невозмутимо сжав пухлые, красные губы, неестественно ярко выделяющиеся на бледном лице, солидно удалился из комнаты. Когда звук его шагов во вновь надетых сапогах затих в отдалении, Мирза-Безюрг велел позвать Сулейман-хана. Нужно было принимать решительные меры, которых от него ждали и Аббас-мирза, и англичане.

Через несколько минут резная дверь отворилась и чёрный невольник пропустил в комнату высокого мужчину в светло-коричневом кафтане и персидской остроконечной чёрной барашковой шапке. На его правой щеке краснел свежий, недавно зарубцевавшийся шрам. Он почтительно ждал от каймакама распоряжения. Это был один из лучших агентов Безюрга. Он происходил из обедневшего рода туркменских ханов. Таких, как он, много слонялось без дела на его родине — Хорасане, на северо-востоке Персии. Единственный шанс вновь занять то уважаемое положение, которым обладали его предки, у молодого туркмена заключался в том, чтобы служить верой и правдой наследнику престола Аббас-мирзе, ревностно выполняя все его порой очень грязные поручения. А когда тот наконец-то станет шахом, то свершится мечта нищего воина: Сулейман вновь станет полноправным, богатым ханом. А сейчас, в ожидании этого заветного часа, он готов выполнить любую волю своего высокого покровителя.

— Садись, Сулейман-хан, и слушай, — просто, без всяких церемоний сказал ему Мирза-Безюрг. — Настал час поквитаться с русскими.

— Я давно этого хотел, — проговорил молодой воин.

— Ну, конечно, ты хотел зарезать у нас в Тебризе этого Муравьёва, который пометил тебя, а расплачиваться за твой поступок должны были бы мы, — проворчал каймакам. — Ты отличный воин, Сулейман, но иногда горячая кровь туманит тебе голову. Это нехорошо. Убивать врага, сынок, нужно холодно и спокойно, не трясясь от гнева и не забывая того, что творится вокруг, когда ты это делаешь, — наставительно поучал умудрённый большим опытом учитель. — Так ты поступишь, когда я тебе прикажу.

— Слушаюсь и повинуюсь, — склонил горячую голову туркмен.

— Ну, вот то-то! — проворчал Мирза-Безюрг и открыл стоящий рядом сундучок, покрытый голубым орнаментом из бирюзы. — Вот тебе яд. Передашь его купцу Зейтуну, прикажешь ему отдать его Экбалу, устроившемуся поваром у русских. Пусть Экбал подсыпит яд в любимое блюдо русского генерала, когда посольство отъедет от Тебриза на два дневных перехода.

— Понял, мой господин.

— Потом купишь или сам поймаешь самую ядовитую змею, кобру, там, или гадюку, запрёшь её в ящичек и передашь его тому слуге-татарину, что работает в русском посольстве, которого ты склонил служить нам. Скажешь ему, чтобы подбросил её в постель генералу через три дневных перехода от Тебриза, если, конечно, он ещё будет жив. Как, кстати, его зовут?

— Муса, господин.