Олег Капустин - Судьба генерала

— Эх, красиво идут, — проговорил кто-то рядом с Николаем мягким баритоном по-французски, — жаль таких красавцев отправлять на тот свет, но ничего не поделаешь, на войне как на войне!

Прапорщик обернулся. Рядом стоял невысокий молодой генерал и в медную подзорную трубу наблюдал за полем боя. Это был Иван Фёдорович Паскевич, с которым служба и будущие военные дороги не раз сведут Муравьёва. Николаю бросились в глаза белоснежные перчатки на его маленьких, аристократичного вида руках.

— По вашему приказанию полк построен, ваше превосходительство, — доложил громко высокий штаб-офицер, командир Орловского полка в запылённом кивере на голове и помятом мундире.

Он чуть иронично поглядывал на разодетого как на картинке, молодцеватого миниатюрного генерала с живыми южными карими глазами. А тем временем раздался протяжный бодрый рёв французских труб, и пехота противника кинулась с дружными криками к простиравшемуся перед стенами и бастионом глубокому оврагу, заросшему зарослями бузины, покрытыми спелыми крупитчатыми красными кистями. Совсем недавно хозяйки из соседних домиков, стоящих неподалёку, чистили самовары и другие медные плошки этими сочными размятыми гроздьями. Раздался ещё один залп орудий. Бастион и стены оделись огненным, а потом дымным кольцом. Многие из расстрелянных в упор картечью французских пехотинцев уже не кричали, а хрипели, корчась в лужах крови, смешанных с раздавленными гроздьями бузины. Николай с низенького бастиона видел даже их искажённые страданиями усатые лица, слышал их стоны. Николай зашатался, его мутило. Пробежавший мимо артиллерист с пороховыми зарядами в кожаной суме рассмеялся и громко и весело выкрикнул:

— Аль смотреть тошно на эту мясорубку, ваше благородие? Видать, в первый раз? Это ещё ничего, свежее-то мясцо не подванивает, а вот когда полежит денька два, то тогда уж точно, как нюхнёшь — нутро выворачивает. — И он проворно подбежал к большой медной пушке и стал быстро и уверенно заряжать её вместе с огромным канониром, орудующим длинным банником.

Николая вырвало. Однако он всё-таки справился с собой и снова подошёл к брустверу, чтобы рассмотреть, что же делается на поле боя. А там уже полки 26-й дивизии шли в штыковую атаку на французов, преодолевших овраг и уже бегущих с оскаленными, что-то исступлённо кричащими лицами вперёд. В первой шеренге неподалёку от знамени Орловского пехотного полка шагал и одетый с иголочки бравый генерал Иван Фёдорович Паскевич. Он нервно поигрывал лезвием шпаги, которую сжимал рукой в белоснежной перчатке. В уголке его рта была зажата горящая сигара. Тут раздалось мощное «Ура-а-а!». Русские пехотинцы в зелёных мундирах и чёрных киверах бросились в штыки. Атака нашей пехоты была такой дружной и мощной, что поредевшие цепи французов дрогнули и кинулись назад через овраг. Николай хорошо видел, как лихо орудовали штыками русские солдаты.

— Да, француз стреляет здорово, тут ему равных нету, — говорил опять поравнявшийся с прапорщиком усатый фейерверкер, переводя дух и закуривая короткую трубочку, — я на них насмотрелся ещё в прошлые кампании. На ядра и картечь тоже идёт хорошо, не дрогнет. А вот на штыки, не того, слабоват. Тут нашему солдату равных нет.

Раздался звук трубы. Это был сигнал «отбой». Русские пехотинцы возвращались к бастиону с окровавленными штыками. С ними шёл и генерал Паскевич. С его шпаги капала кровь на пыльную траву под ногами, белоснежные перчатки были в красных пятнах. Генерал посмотрел на ещё чуть живого, пронзительно стонущего французского пехотинца. Ему картечью разворотило живот.

— Добей его, Семёныч, — приказал он усатому унтеру, шагающему рядом, — ему всё равно теперь не жить, а только мучиться.

Генерал легко перешагнул ещё через пару трупов солдат противника и вдруг весело обронил по-французски;

— Труп врага всегда пахнет хорошо!

Сигара в его зубах наполовину сгорела. Он выплюнул изжёванный окурок и приказал полкам строиться.

— Ох и пижон же этот генералишка, — проговорил, насмешливо улыбаясь, усатый фейерверкер, облокотясь на земляной вал бастиона. — Пофасонить любит, ох любит!

Николай посмотрел в овраг, дно и склоны которого были сплошь устланы телами в синих мундирах. Правда, некоторые из них ещё корчились или даже пытались выбраться наверх. Среди них уже попадались и неподвижно лежащие солдаты в русской зелёной пехотной форме. А вокруг всё было забрызгано кровью. Муравьёв поднял упавшую ему под ноги ещё во время штурма французскую пулю, положил её в карман и пошёл быстро с бастиона. За стеной его встретил радостно заржавший при виде хозяина конь. Вскочив в седло, Николай поскакал из города к мосту. Над его головой с угрожающим свистом летали французские ядра и гранаты. Многие дома в городе уже горели.