Александр Золототрубов - Мерецков. Мерцающий луч славы

— Не то ещё кое-кто подумает, что наши генералы зря едят народный хлеб, — усмехнулся Семён Константинович. — Конечно, в армии и на военном флоте есть недостатки в обучении войск, и мы с тобой, Кирилл Афанасьевич, ещё не всё сделали, чтобы их стало меньше. Ничего не поделаешь — жизнь сложна и пестра. Один боец сразу тебя понимает, а другому говори сколько угодно, как важно смело и дерзко действовать в бою, однако на учениях он не очень-то старается.

— Я хочу коснуться наших недостатков… — начал было Мерецков, но нарком прервал его:

— Сам решай, что говорить и как говорить, я тебе доверяю…

Сидя в президиуме, маршал Тимошенко внимательно слушал своего заместителя, выступающего с высокой трибуны, и ему было не по себе. Начальник Генштаба, ничуть не смущаясь, говорил о тех проблемах, решить которые должен был прежде всего нарком обороны.

— Я не открою секрета, товарищи, если скажу, что в нашей Красной Армии устарели уставы, — громко звучал голос Мерецкова в притихшем зале. — Они давно не отвечают требованиям современной войны и лишь тормозят развитие военного дела…

«А мне об этом и словом не обмолвился», — с горечью отметил Тимошенко.

— Учения в округах, на которых мне довелось быть, проходили в условиях, недостаточно приближённых к боевым, — невозмутимо продолжал Кирилл Афанасьевич. — Отношение к бойцам было тепличным, как будто мы выращиваем не защитников Родины, готовых за неё пролить кровь, а если надо, то и отдать жизнь, а оранжерейные растения. Кто в этом виноват? Разумеется, командиры, которым подчинены войска. Но есть в этом просчёт и наш с вами…

Жуков, сидевший рядом с Ватутиным, шепнул ему:

— Вот даёт Кирилл Афанасьевич! Тимошенко даже глаза опустил, будто что-то читает.

— Думаешь, ему эта критика по душе? — усмехнулся Ватутин.

— Очень не по душе, хотя и держится, — согласился Жуков.

На сборах всем военачальникам стало ясно, что надо перестроить работу в округах, армиях и соединениях, быстро и энергично готовить войска к надвигающейся войне, боевую подготовку вести по принципу «учить тому, что нужно на войне» и «делать всё так, как на войне».

Мерецков во время перерыва уединился и закурил. К нему подошёл Павлов.

— Знаешь, Кирилл, под каждым твоим критическим словом я готов подписаться, — весело проговорил он, закуривая. — Война у нас, можно сказать, на носу, а мы всё ещё дискутируем, нужны ли нам танковые корпуса. У меня в округе тоже дай бог сколько упущений, но я строю работу штаба так, чтобы их было меньше. Да, ты заметил, что нарком обиделся?

— Разве? — усмехнулся Мерецков. — Что-то по нему не видно.

— Погоди, он будет подводить итоги сборов и наверняка по тебе пройдётся, — улыбнулся Павлов.

Когда слово взял нарком Тимошенко, Мерецков тоже подумал, что Семён Константинович обрушится на него с критикой, и был готов принять её как должное. Но нарком сказал, что совещание «прошло высоко и принесло большую пользу». Имени начальника Генштаба он даже не упомянул.

— Это плохо, Кирилл, — определил маршал Будённый. — Ты не знаешь Семёна Константиновича, а я изучил его характер ещё в Первой конной армии. Человек-душа, готов протянуть тебе руку помощи в любой беде, но критику не терпит, для него она не лекарство, а сущий ад. Как бы он не решил от тебя избавиться.

— Я могу и сам уйти с поста начальника Генштаба, — глухо отозвался Мерецков. — Сталин попросил меня поработать на этом посту, пока он не найдёт другую кандидатуру.

— Зачем тебе куда-то уходить? — усмехнулся Семён Михайлович. — Ты на своём месте, Кирилл! У тебя боевой опыт, острый взгляд, дело своё знаешь, как никто другой… Нет, тебе уходить не надо.

К ним подошёл Жуков.

— Кирилл, дай пожму тебе руку! — заулыбался он. — Здорово ты кое-кого против шерсти погладил. Ведь так, Семён Михайлович?

— Тебя, Георгий, он не зацепил, а надо было! — ответил Будённый.

— А за что меня? — вскинул брови Георгий Константинович. — Приезжайте ко мне в округ с инспекцией — не найдёте неподкованной ни одну лошадь! А Кириллу Афанасьевичу во время финской кампании прислали на фронт в 7-ю армию целое кавалерийское соединение, и все лошади оказались неподкованными! Ринулись по льду в атаку на финнов, и лошади стали падать, словно их косил пулемёт!

— Правда, Кирилл? — Будённый смотрел на него не мигая.

— Было такое, Семён Михайлович. Командира я хотел отдать под трибунал, но пожалел. Да я и сам виноват: перед сражением не проверил, в каком состоянии прибыло к нам кавалерийское соединение.