Александр Золототрубов - Мерецков. Мерцающий луч славы

— Я же по-доброму завидую! — уточнил свою мысль Мерецков и невольно покраснел.

Но Костюк то ли не заметил этого, то ли не обратил внимания и вновь заговорил:

— Брусилов совершил, как я полагаю, ещё один подвиг.

— Какой?

Хирург сказал, что в начале Февральской революции 1917 года вместе с другими военачальниками царской армии Брусилов оказывал влияние на Николая II, побуждая его отречься от престола.

— И всё же есть в жизни моего бывшего пациента Брусилова чёрные дни, — продолжал Игорь Денисович.

— Что вы имеете в виду? — спросил Кирилл Афанасьевич. — То, что Брусилов стоял за продолжение империалистической войны, или то, что он был военным советником Временного правительства?

— Ни то и ни другое, Кирилл, — жёстко возразил хирург. — Он подписал приказ о введении на фронте смертной казни. А для чего, скажите? Чтобы в зародыше задушить революционное движение среди солдат и военных моряков. Это его большая ошибка!

— И вы сказали ему об этом?

— Да! Не в моём характере было молчать…

— И что ответил Брусилов? Наверное, признал свою ошибку?

— Нет, Кирилл. Он ответил, что тот приказ его попросил подписать глава правительства Керенский, и Алексей Алексеевич, по его признанию, не мог ему отказать. Такое вот дело, Кирилл. Я тогда очень за него переживал. Думал, убьют его большевики, коль радеет он за смертную казнь на фронте.

Мерецков напомнил Костюку, что Брусилов отказался выступать против советской власти, когда в России свершилась Октябрьская революция.

— Этим он искупил свою вину! — резюмировал Мерецков. Голос его прозвучал устало, с надломом, и хирург решил, что беседу надо кончать: его пациент утомился. — Не так ли? Или я что-то напутал?

— Это правда, — подтвердил Костюк. — Тогда и я поступил по примеру Алексея Алексеевича: перешёл на сторону большевиков. Мы расстались с ним, и я уехал к родным на Дон. У них в Ростове был свой дом, и я с женой в нём поселился, а работать стал в госпитале. Потом, когда началась Гражданская война, я вступил в Красную Армию.

— У вас есть семья? — поинтересовался Мерецков.

— Сын Аркадий двадцати трёх лет, дочь Татьяна на год младше его. Она сейчас живёт в Москве. А жену я похоронил в прошлом году. Квартира, в которой проживает моя дочь, принадлежала моему двоюродному брату, но он погиб в семнадцатом на Красной Пресне. — После паузы Костюк спросил: — А вы женаты, Кирилл?

— Нет. Правда, невеста у меня есть. Женюсь, когда закончится война. — Мерецков взглянул на врача. — Сын Аркадий — военный?

— Унтер-офицер. — Игорь Денисович вздохнул. — Мы с ним расстались.

— Даже так? — громче обычного произнёс Мерецков. — Отчего вдруг?

— Я ушёл служить в Красную Армию, а он остался в армии генерала Деникина. Аркадий заявил мне, что я предал казачество и что меня непременно настигнет суровая кара.

— Значит, ваш Аркадий сейчас сражается вместе с деникинцами против красных бойцов? — обронил Мерецков. — После ссоры он был у вас в Ростове?

— У меня он не был, и я этому весьма рад. — Костюк помолчал, потом заговорил о другом: — Хочется мне поехать к Брусилову, но не знаю, где он теперь. Не в Москве ли он, не слышали?

— Нет, — грустно отозвался Кирилл Афанасьевич.

Неожиданно в палату вошёл начальник госпиталя. Мерецков уже знал, что он тоже из бывших царских офицеров.

— Ну как, наш больной комиссар поправляется, Игорь Денисович? — спросил он, глядя то на Мерецкова, то на хирурга. — Когда будем его выписывать?

— Через неделю можно будет выписать, — ответил Костюк. — Голень совершенно чиста и, как говорит пациент, ничуть не болит.

Начальник госпиталя сообщил, что получена телеграмма из центра об откомандировании в Москву слушателей Академии Генерального штаба первого года обучения.

— А вы, товарищ Мерецков, и есть слушатель, — улыбнулся он. — Полежите ещё недельку — и в Москву!

Уезжал Мерецков из госпиталя утром. Оно выдалось ясным, солнечным. Кирилл Афанасьевич вышел во двор и увидел своего врача.

— Вы всю ночь дежурили, Игорь Денисович, почему не отдыхаете? — удивился Мерецков.

— Хотелось вас проводить, да и не спится мне в последнее время. — Голос у врача был тих, на лице не дрогнул ни один мускул, только почему-то он отвёл глаза в сторону. — Вы прямиком в Москву?

Мерецков сказал, что на два-три дня заедет домой, чтобы повидать родителей, взять кое-какие вещи.

— А что, Игорь Денисович? — спросил он.

Костюк отчего-то покраснел.