Борис Камов - Рывок в неведомое

И одно-единственное слово, произнесенное Петром Исидоровичем, всколыхнуло так много давнего, солнечного и счастливого, что Голиков не пожелал больше ждать ни секунды.

— Папочка, — с жалобными, детскими интонациями произнес он, будто в мгновение ока возвращаясь на много лет назад.

— Что вы сказали?! — Петр Исидорович резко поднял голову.

Он всматривался в полутьму вагона, где стоял высокий молодой командир, в котором было что-то очень знакомое и родное, но Петр Исидорович уже десятки раз ошибался, принимая за сына совершенно чужих людей.

Они виделись в последний раз четыре года назад, когда Аркадий приезжал к нему в Пензу: полк находился на переформировании. Тогда Аркадий был еще ребенком, школьником. Даже на фотографии, которую Петру Исидоровичу переслали из дома, Аркадий, хотя и снялся в военной форме с пистолетом и кортиком, выглядел подростком, который вырядился в чужой костюм. А сейчас в полутьме вагона стоял высокий широкоплечий мужчина.

Словно опасаясь в очередной раз ошибиться, Петр Исидорович взял увесистый подсвечник со свечой и подошел к Аркадию Петровичу. Уже не сомневаясь, что перед ним сын, Петр Исидорович несколько мгновений жадно рассматривал его.

— Аркашенька, — наконец тихо произнес он и выпустил из рук светильник, который гулко стукнулся о железный пол. Свеча погасла.

Уже в полной темноте они стремительно обняли друг друга и замерли. И простояли бы, наверное, так очень долго, если бы, светя карманным фонарем, не вбежал часовой. Он услышал встревоживший его стук.

— Ничего, Ведеркин, все в порядке, — смущенно сказал Петр Исидорович. — Понимаешь, сыночек приехал.

Ведеркин деловито поднял подсвечник, зажег свечу, поставил на стол и деликатно удалился.

Отец и сын просидели в купе за самоваром до утра. Отец был полон нежности и заботы.

— Нога после ранения у тебя не болит? — спрашивал он. — Контузия не дает о себе знать? Контузия — вещь опасная. Снаружи ничего не видно, а человек не находит себе места. А как у тебя с теплыми вещами?.. Вот обожди, нам выдали. — И достал комплект трофейного шерстяного белья.

Наверное, потому, что он впервые видел сына взрослым и не успел привыкнуть к этому, Петр Исидорович разговаривал с ним так, будто Аркадий еще оставался маленьким. Петр Исидорович сознавал нелепость такого обращения, а поделать ничего с собой не мог. И Аркадий Петрович по этому поводу снисходительно улыбался.

— За семь с половиной лет, что я служу в армии, — сказал Петр Исидорович, подкладывая сыну тушеное мясо с картошкой, — я потерял и молодость, и здоровье, и дорогих мне товарищей, вместе с которыми начинал воевать еще в германскую. Но самая главная моя потеря, что я прожил эти годы без вас, не видел, как рос ты и девочки. Если бы мне позволили, я бы отправился с тобой утром в Ужур. Я бы согласился служить при тебе писарем, только бы нам не разлучаться. Но пока мое прошение дойдет до начальства и вернется обратно, тебе уже пора будет ехать в академию.

...Думая на расстоянии об отце, Аркадий Петрович представлял себя маленьким, а отца большим, умудренным и сильным. На самом деле он, Голиков, вырос. Отец же, хотя и оставался еще деятельным и крепким, заметно постарел. В нем появились заботливость и суетливость тети Даши. И Аркадий Петрович не стал рассказывать отцу и половины того, что собирался, мечтая выговориться.

Странно: Голикову казалось теперь, что он много старше отца.

Из Иркутска Голиков уехал в Красноярск. Оттуда местный поезд привез его на станцию Глядень. Железная дорога здесь кончалась, и до Ужура пришлось тащиться подводой.

Места, в которые попал Голиков, назывались Хакасией. Тут испокон веков жил трудолюбивый народ, обликом и обычаями похожий на монголов. В основном это были полукочевые скотоводы. Голиков видел по дороге деревянные восьмиугольные юрты, отары овец, косяки коней.

В Ужуре Аркадий Петрович явился в штаб 6-го Сибирского сводного отряда с предписанием о назначении «бывшего командира 58-го отдельного Нижегородского полка тов. Голикова» на должность «не ниже командира отдельного батальона». Армия сокращалась. Сокращался и масштаб ее деятельности.

Но батальона для Аркадия Петровича в Ужуре на первых порах не нашлось, и предстояло решить, кого заменит присланный командир. Пока же Аркадию Петровичу отвели в штабном особняке комнату, поручили обрабатывать ежедневные донесения и составлять разведывательную сводку.