Борис Максименко: Россия в судьбах

Небритый, в грубой солдатской куртке, Суворов обнял племянника, расцеловал его крепко и отстранил от себя, вглядываясь в юношеское лицо. Прищурив глаза, он быстро сказал:

– Ай-ай! Поколол щетиною, Алеша! Ну да ничего. Как поживает сестрица Анна? Она, я чаю, по-прежнему красавица? Только кожа ее, – тут он провел ладонью по загрубевшей, покрытой седою щетиною щеке, – не так нежна, как моя…

– Благодарю, дядюшка, – смущенно отвечал Горчаков.

– Ты беспременно будешь у меня генералом. Но генералом первой категории. Ведь ты знаешь, мальчик, что генералы бывают двух категорий?

– Как так?

– Одни отличаются на полях сражений. Другие заметны на паркете, перед кабинетом, в качестве полотеров. – Он одернул свою куртку. – А мундир-то одинаковый!

– Я трудностей не страшусь, – с легкой обидой в голосе отозвался молодой человек.

– Вот-вот! Буду учить тебя сперва казаком, потом уж солдатом, капралом, сержантом. А там – офицером в пехотном и кавалерийском полку и в егерском батальоне.

– Нас довольно экзерцировали в Преображенском полку, – пробовал возразить Горчаков.

Генерал-аншеф словно ждал этого:

– Надо хорошо экзерцировать! Экзерцировать во всякое время, также и зимой. Кавалерия в грязи, болотах, оврагах, рвах, возвышенностях, в низинах и даже на откосах, и конец – рубить! Пехоте – в штыки! – Он указал на проходивших мимо пехотных капралов и сержантов:– Самые порядочные становятся ныне младшими командирами, а не пользуются указом о вольности дворянства. Россия необъятна! В ней служит немало иностранцев. Их нужно заменить своими, русскими.

– Дядюшка, у нас в Преображенском иностранцев почти не было!

Суворов махнул рукою:

– Гвардия не в счет! Я сам, будучи зачислен в гвардию, нес долгую и честную службу и ничего не стоил. Полковники гвардейские плохи. Три года они раздражают офицеров своими придворными манерами, изнеживают, показывают, как втираться к высшим с помощью речей сладких и двусмысленных. Сибариты, а не спартанцы, они внушают презирать славу. Притворство заменяет скромность, вежливость – опытность. Переводясь в армию, становятся паркетными генералами. Им бы руководить московскими клубами!

По истечении испытательного срока Суворов, довольный своим племянником, вызвал его к себе.

– Гляди, Алеша! Светлейший прислал мне свою шинель. Просил носить вместо шлафора. Халат как раз для моего росту. – Он повернулся на одной ноге, показывая племяннику длинную, до пят, шинель, надетую поверх белой исподней рубахи. – Довольно ты у меня экзерцировал. Пора понюхать пороху! Поедешь в главную армию. Явишься к правителю канцелярии.

Генерал-аншеф уже быстро писал орлиным пером: «Посылаю моего мальчика; сделайте милость, представьте его светлейшему князю; повелите ему, чтобы он его светлости поклонился пониже и, ежели может быть удостоен, поцеловал бы его руку. Доколе мы Жан-Жаком Руссо опрокинуты не были, цаловали у стариков только полу».

Родству с великим полководцем Горчаков был обязан блестящим началом карьеры – на девятнадцатом году жизни он был уже подполковником. Но это же родство принесло молодому офицеру и немало тревог. Сделанный флигель-адъютантом Павла I, Горчаков был отправлен им 12 февраля 1798 года в село Кончанское к ссыльному фельдмаршалу с предложением приехать в Петербург. Проскакав двое суток на курьерских тройках, Горчаков изложил дяде данное ему поручение. Но Суворов наотрез отказался ехать в столицу. Много труда стоило убедить старого фельдмаршала, что такой ответ при бешеном характере Павла I поведет только к новым проявлениям царского гнева, который может тяжело отозваться на судьбе любимой дочери полководца и других близких ему людей. Наконец Суворов согласился, но, ссылаясь на болезни и старость, пожелал ехать не спеша на своих, а не на почтовых лошадях. Приехав в Петербург, Горчаков должен был отвечать на нетерпеливые расспросы царя, наугад назначить день приезда фельдмаршала и, когда тот опоздал на сутки, выдержать целую бурю гнева и угроз. Не стало легче Горчакову и по приезде Суворова. Несмотря на внешне милостивый прием и многократные намеки Павла I о желательности возвращения Суворова на службу, старый полководец делал вид, что не понимает, чего от него хотят, и едко осмеивал нелепые новшества, которые демонстрировал ему царь на ежедневных разводах и учениях. Особенно доставалось строевым правилам и форме одежды, слепо скопированным с прусской армии Фридриха II. За все выходки дяди ответ держать приходилось племяннику. Выговоры сыпались на Горчакова градом, они сопровождались требованиями объяснить поведение Суворова, угрозами посадить под арест и даже «выкинуть со службы», что и было исполнено, правда, всего на несколько дней.