Юрий Никулин - Арьергард

© Юрий Анатольевич Никулин, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Взвод поручика Слукина четверть часа назад сменился с караула. Развалившись на траве перед избой, в которой их юный командир засел проигрывать в карты старшим друзьям-офицерам присланные из дома деньги, егеря обсуждали непростые взаимоотношения между командующими Первой и Второй Западными армиями, слухи о которых с легкой руки штабных офицеров распространились по всей русской армии.

– Прав Багратион, – убежденно говорил слушавшим его с большим вниманием солдатам-первогодкам служивший третью кампанию лучший полковой запевала Борис Нефедов, – Барклай – изменник! Он бы французов в Москву привел, если бы не Петр Иванович. Теперь, когда армии соединились, ему уже нечем оправдывать отступление! Небось, и не хотел, да надо наступать, раз Багратион приказал: Петр Иванович-то чином повыше будет!

– Путаешь ты чего-то, Нефедов, – отозвался сидевший рядом капрал Чернов, только что закончивший чистить недавно полученный штуцер и теперь внимательно прислушивавшийся к разговору. Тут же все внимание молодых солдат переключилось с Нефедова на него, а он, весьма польщенный данным обстоятельством, рассудительно продолжил:

– Багратион не может приказать Барклаю. Да, он выше чином, но Барклай – военный министр, и пока государь не назначит Петра Ивановича главнокомандующим, он хотя бы формально будет в подчинении у Барклая. Так что приказать ему он никак не мог, а вот убедить начать наступление, это – да, это он мог. Теперь-то уж точно погоним Бонапартия обратно в Париж!

– Ну, так я и говорю – если бы не Петр Иванович… А что он не приказал, а убедил – так это я просто не так выразился. Для солдата ведь слово «приказ» – понятливей, – начал оправдываться Нефедов, но, видя, что Чернов неторопливо разглаживает поседевшие в суворовских походах усы, собираясь продолжить свои поучения, запевала, развернувшись всем корпусом в другую сторону, ткнул кулаком в плечо сидевшего слева крепыша Егора Тарасова:

– Слышь, Егор, купи топор!

Молодежь весело рассмеялась. И только простой деревенский парень Егор не понял шутки:

– Да зачем мне топор, я пока хозяйством обзаводиться не собираюсь. Вот вернусь после службы домой, тогда и приходи со своим топором.

– Эх, Егор! Двадцать лет на свете прожил, а простых вещей не понимаешь! Вот сойдемся с францем врукопашную, ты что, собрался одним ружьем обойтись? Ну, кольнул штыком, ну, ударил прикладом… Штык – погнулся, приклад – вдребезги! Кулаками махать будешь? А топором – раз, раз! Коли их, как дрова в своем хозяйстве! А ты – домой, домой… Деревня!

– Дядь Борь, – уставившись на Нефедова круглыми воробьиными глазами, робко встрял в беседу светловолосый Саша Бутищев, даже среди низкорослых егерей выделявшийся малым ростом и получивший за это прозвище Сашка-клоп, – а если наши наступают, чего мы-то здесь ждем? Так ведь и война без нас закончится!

Нефедов снисходительно хлопнул ладонью по Сашкиному киверу, нахлобучив его тому до самого носа:

– Военная стратегия – это тебе не девок на завалинке щупать! Это там: сам – в наступлении, сам – в обороне. А здесь: одна дивизия наступает, другая – обеспечивает фланг, третья – в резерве. Потом меняются. Погоди, и до нас очередь дойдет.

В открытом окне избы показалась пушистая белая кошка с рыжим пятном на спине и черным хвостом; тщательно облизав лапу, спрыгнула в огороженный невысоким забором сад, вскочила на забор и пошла по верхней перекладине.

– Буська, Буська! – позвал ее Нефедов.

Кошка, едва удостоив его мимолетным презрительным взглядом, важно прошагала мимо.

– У-у, шкурка линючая! – одобрительно прогудел егерь.

– А ты-то откуда знаешь, как ее зовут? – спросил Егор.

– А вчерась-то, как пришли, не слыхал, что ли, как ее хозяйка звала?

– Имя-то какое странное – Буська, – пробормотал Сашка-клоп. – Вот Муська – это по-нашему. А тут – чисто басурманка какая…

На дороге, ведущей из местечка Ляды в Красный, показался скачущий галопом всадник. Крикнув дозорным:

– Срочное донесение генералу Неверовскому! – он промчался мимо заставы в направлении Ратуши, где размещался штаб двадцать седьмой пехотной дивизии.

Из избы выскочил поручик Слукин, вопросительно взглянул на капрала Чернова.

– Так что, ваше благородие, – бодро отрапортовал тот, – вестовой из Ляд к генералу со срочным донесением! – И, доверительно понизив голос, полувопросительно прибавил: