Валентин Гнатюк: Руны Вещего Олега

– Как хорошо, когда у каждого есть свой собственный патриарх! – вслух проговорил василевс.

Выпив немного вина и поев фруктов, Михаил почувствовал себя значительно лучше и повелел одевать себя.

– Божественный, – пропищал верный евнух, когда император наконец вышел из спальни, – Господь даровал нам радость, смиреннейшая императрица Феодора сегодня почтила нас своим присутствием!

– Где она? – буркнул Михаил.

– В молельной комнате, дожидается счастливого мига лицезреть своего венценосного сына!

«Почему ты относишься к своей матери без должного уважения, ведь она любит тебя?» – часто вопрошал его дядя.

«Я её, может, тоже люблю, но, когда вижу, как она преклоняется перед хитрыми и жадными церковниками, наивно считая их „божьими людьми“, во мне всё вскипает».

Варда безнадёжно махал рукой, и разговор на эту тему прекращался.

Вот и сегодня, она пришла во дворец, и вместо того, чтобы поспешить встретиться с ним, усердно отбивает поклоны в своей молельной комнате. Злость снова уязвила молодого императора. Он сердито выругался про себя, потом, чуть подумав, лукаво усмехнулся и поспешил удалиться куда-то.

Через полчаса император вошёл в комнату, где молилась мать.

В тёмном монашеском одеянии, она истово крестилась и кланялась перед многочисленными ликами святых. О чём, кто ведает? Может, о ста тысячах погубленных павликиан, которых, по её указу, жгли, топили и вешали на столбах только за то, что они не признавали икон? Или била поклоны за сына, погрязшего в развратной и разгульной жизни? Это Михаила не интересовало.

– Ты молишься в одиночестве, а патриарх сейчас тоже один в нашей дворцовой церкви беседует со Всевышним, – смиренно произнёс Михаил, остановившись сзади матери так, чтобы не дышать на неё винным духом.

– Как, всемилостивейший патриарх Фотий здесь? – обрадовалась Феодора. Ведь помимо духовных, их связывали ещё и родственные отношения: её сестра Мария была замужем за родным дядей патриарха. – Я бы хотела приложиться к его руке и попросить благословения… Рада видеть тебя, мой дорогой! – молвила императрица, намереваясь подойти к сыну. – Как ты, здоров ли, всё в порядке? Я каждый день молюсь за тебя…

– Здоров. Иди, пока Фотий не удалился, – поторопил мать Михаил.

Женщина совершила земной поклон иконам и заспешила в дворцовый храм. Молодой император проследовал туда же.

Патриарх в своих тяжёлых парчовых ризах стоял спиной к двери, у которой нерешительно остановилась бывшая императрица, и тоже, видимо, молился. Подождав некоторое время, Феодора, подбадриваемая сыном, тихо приблизилась к первосвященнику и, стоя на шаг позади, прокашлявшись, смиренно попросила благословить её. Патриарх чуть помедлил, а потом… вдруг наклонился, поднял рясу, оголив зад, и зычно исторг из своего афедрона зловонный дух. Затем «патриарх» обернулся к несчастной, побелевшей от ужаса Феодоре и, заржав, подобно ипподромному коню, проревел: «Благословляю!» Под неудержимый хохот Михаила и улюлюканье остальных лицедеев, что до этого мгновения прятались по углам и за аналоем, Грилл, изрыгая всяческие непристойности из своих греховных уст, с громким топотом поскакал вон.

Потрясённая женщина вначале потеряла дар речи. А затем, вскипев гневом, как котёл на жарких углях, Феодора быстро выскочила из храмовой залы и вскоре, не помня, как добралась, уже стояла перед братом.

– Варда, этого уже нельзя терпеть! То, что сотворил мой сын, это… это… – Она запиналась, не находя подходящих слов, лик её был пунцовым, а руки нервно тряслись, перебирая мокрый от слёз шёлковый платок.

Варда, как мог, успокоил сестру, и она смогла выговориться.

– Мало того что он предаётся пьянству и распутству, окружив себя шутами, так теперь строит насмешки над родной матерью и святой церковью! Сделай что-нибудь, ну, возьми его в поход какой, что ли, я уже не знаю… – Она нервно дёрнулась, шумно вздохнула раз-другой и, приложив к глазам свой платок, опять разрыдалась. Сухощавая стать и тёмное монашеское одеяние придавали облику Феодоры ещё большую безысходность.

– Хорошо, сестра, успокойся. На днях выступают две хилии в поддержку нашей доблестной армии против арабов. Оба хилиарха опытны и проверены в боях, с твоим сыном ничего не случится, а дворцовая блажь быстро растворяется в походной пыли.

– Спасибо, брат, да вознаградит тебя Господь великий и всемилостивый! – всхлипнула Феодора, тут же, как всякая мать, начиная тревожиться за любимое чадо, отправляемое на войну.