Валентин Гнатюк - Руны Вещего Олега

– Одесную, одесную правь, братцы, на вёсла налегай шибче, шуйская сторона!.. – командовал, стараясь перекричать бурю, лодейный начальник из киян, но его слова сразу срывал с уст и уносил прочь шальной ветер.

Кормчий и гребцы лишь иногда в промежутках между порывами яростного шквала слышали отрывки его слов, да они были и не нужны, поскольку никто уже не знал, где сейчас море, а где берег и прибрежные скалы. Ещё несколько отчаянных, до разрыва жил, гребков и… треск ломающихся вёсел, крики и стоны воинов, вылетающих за борт, хруст днища и скрежет дерева о камень, скрытый под кипящей плотью моря, вой взбесившегося ветра и сухой треск молнии, вонзившейся в высокую скалу всего в полусотне шагов, – все слилось в единый вспененный грохот! Весь этот краткий миг впечатался в память, как след матёрого лося в сырую глину.

Ас-Скальд очнулся от ударов по собственным щекам. Внутри мутило, и он, не открывая глаз, исторг из себя солёную морскую воду, густую и противную, как нагретый жир. Кто-то рёк над ним на греческом. Сопровождая некогда купцов, он даже запомнил несколько десятков слов на этом языке. С трудом открыл непослушные веки. Над ним в самом деле склонился греческий воин, второй стоял тут же, внимательно наблюдая, как «утопленник» приходит в себя. Потом всех, кого удалось спасти из морской пучины, собрали в большом помещении без окон, похожем на длинный хлев. Снаружи выставили крепкую стражу. Что готовили им византийцы – мучительную смерть под пытками или продажу в рабство?

Ас-Скальд, как никто другой, понимал, сколь плачевна участь проигравших…

Небесные хляби наконец почти истощили свои запасы, но тучи пока не спешили очистить небосвод и освободить среброликую красавицу луну, да неспокойный западный ветер раз за разом налетал на Киев-град, словно злобный Локи, яростно таская за чубы деревья, как будто они были пред ним в чём-то виноваты.

– Принеси свежего ягодного морсу, – велел князь, и спальник вышел. – Всё-таки нужно поручить Крыге найти китовый воск…

Воспоминания продолжали мельтешить перед внутренним взором, как штормовые волны, рождённые западным ветром, швыряя то в одно, то в другое место из прошлого. Вспомнилось, как охотились на китов, как погибали те, кто становился жертвой проделок Локи, из охотника превращаясь в корм для рыб. Потом болью в сердце отозвалось воспоминание о гибели любимого сына при походе на болгар. Снова хмурые воины несли окровавленное тело сына, из ран его истекала вместе с кровью сама жизнь и стекленели глаза… Но настоящий воин должен всегда идти вперёд! И Скальд, сжав зубы, запел гимны, которыми когда-то возжигал дух викингов Олафа Жестокого.

– Всё-таки богам были угодны мои гимны и мой голос доходил до них, если они столько раз сохраняли меня там, где умирали самые сильные и выносливые воины! – молвил сам себе бывший Певец. – Даже тогда, в походе на Царьград, когда неожиданная буря разметала корабли и греки вытащили нас, полуживых, из морских волн, я не только сумел вернуться в Киев, но и получил поддержку нового Бога, по всему ещё более могущественного, чем старый Один и все его сородичи. Вначале я просто думал, как выкрутиться из безвыходного положения, и согласился принять их веру, полагая, что главное – освободиться из полона, а там…

Перед внутренним взором вновь прошли те, кто изменил всю его жизнь.

Высокорослые смуглокожие охоронцы ввели Ас-Скальда в большое помещение, где свет падал через множество проёмов в небольшом куполе. В изукрашенном кресле, похожем на трон, в великолепных парчовых одеяниях, расшитых жемчугами, восседал темноволосый муж с проникновенным взглядом карих глаз, светившихся умом и властью одновременно. На голове у него была некая корона с крестом. Охоронцы ощутимо толкнули в спину, давая понять, что нужно поклониться. «Неужели это сам император?» – мелькнуло в голове, которая ещё слегка кружилась после царственного мытья и незнакомой еды. А может, её вскружило то великолепие, которое он узрел, проходя по храму Святой Софии. Всё было так неожиданно: вместо смертного приговора – приглашение сначала в термы с услужливыми рабами, облачение почти в царские одежды, потом трапеза с изысканными блюдами и вином. Учтивое обращение, сопровождение… «Чего от меня хотят эти греки?»

Между тем сидевший на величественном троне муж заговорил на певучем языке. Стоявший рядом молодой монах с бледным ликом тут же стал повторять его речь по-словенски.