Владимир Малышев: Тень Надежды. Тени уничтоженных империй. Книга II

Ближе к вечеру Стенли задумался о ночлеге. Ему совершенно не хотелось оставаться в чистом поле, а никакой деревни, или укрытия, поблизости не было. Караванщиков тоже как ветром сдуло, и Стенли решил поспешить, надеясь по пути застать какую-нибудь полевую стоянку. Но, лишь он прибавил ходу, как впереди замаячили всадники, быстро скачущие ему навстречу. Приблизившись, Стенли смог разглядеть людей, облачённых в доспехи Имперского легиона. Десяток верховых подскакали к нему и окружили, придирчиво осматривая Стена с головы до ног.

– Здравствуйте, всадники, – поприветствовал их Стен.

– Ну, здравствуй, здравствуй, – не очень-то гостеприимно ответил один из них.

– Чем обязан такому вниманию? – прямо спросил Стен, видя, что всадники так просто его не отпустят.

– Ты знаешь, кто мы, путник? – отозвался всё тот же легионер.

– Дозорные, – ответил Стен.

– Да, дозорные, – подтвердил всадник. – А я десятник Рон Аши. А раз ты осведомлён кто мы, то должен знать, чем мы занимаемся.

– Как же не знать? Знаемо. Следите за порядком между городами, да обираете одиноких путников, – пожал плечами Стенли.

– Да как ты смеешь! – Рон направил на Стена копьё, но тот и усом не повёл.

– Послушай, десятник, мне сейчас некогда тут с тобой припираться. Я спешу по своим делам, и если ты меня пропустишь, в Имперских палатах я замолвлю за тебя словечко, – предложил ему Стенли.

– В палаты, говоришь, торопишься… А какое дело у тебя в палатах? – поинтересовался Рон. – Коли ты агент, а мы мешаем исполнению твоего долга, то мы готовы подвезти тебя: вёрст десять, а то и все двадцать, да, парни? – обратился он к своим подчинённым.

Те в один голос поддержали его идею.

– Да нет, не агент я. Хочу на службе восстановиться, – признался им Стенли.

– На службе? Так ты что, легионер? – удивился всадник. – А выглядишь, как разбойник.

– Попробовал бы ты побродить по болотам месяцок, спасаясь от орд восставших, взглянул бы я на тебя, – огрызнулся Стенли.

– Постой, а почему ты по болотам бродил? Ты из какого легиона?

– Из четвёртого, – признался Стен и заметил, как Рон кивнул кому-то, стоящему у него за спиной.

Он оглянулся и заметил краем глаза древко копья, летящего прямо ему в голову. Поймав удар, Стенли потерял сознание. Он очнулся посереди ночи, но не смог пошевелиться: руки и ноги были крепко связаны. Всполохи огня слепили его и он попытался отвернуться от света.

– Смотри-ка, зашевелился, – сказал чей-то голос.

– Ага, – вторил ему другой.

– Эй, ребята, что такое? – спросил их Стен. – Что я натворил?

– Как что? А ты не знаешь? – ответил вопросом на вопрос один из дозорных.

– Послушайте, я не понимаю, что происходит? Почему вы на меня напали?

– Ты – дезертир, – получил он ответ на свой вопрос.

– Как дезертир? Я же сражался до последнего! Я видел, как лагерь заполонили мертвецы и не отступил, пока ситуация не стала безнадёжной! Я – Стенли Тремпл, десятник Имперского легиона! Я сам шёл в палаты доложить о своём спасении и о случившемся у Талии!

– Успокойся, десятник. Мы все знаем, что случилось у Талии и знаем, что оттуда никто не спасся, – заверил его дозорный.

– Раз никто не спасся, откуда же вы всё знаете? – спросил его Стенли.

– Генерал Кай со своими телохранителями были единственными, кто выбрался из этой сечи. Они прорвались с боем, последними покинув лагерь. Всё войско полегло в той битве и только всадникам удалось спастись. И ещё дезертирам, сбежавшим в самом начале боя. Так что, ты либо телохранитель генерала, либо дезертир. На рыцаря ты не похож, так что…

Этих слов дозорного хватило Стену чтобы понять, что для него всё закончилось. Теперь его сдадут и осудят. Каково будет решение судей, он знал: отсечение головы на глазах у всего легиона. Но сперва ему отрубят ноги в назидание другим легионерам, чтобы они понимали, какое преступление совершил он. Стен сжался в комок и постарался укрыться во тьме, так щедро дарованной ночью этому миру. «Вот тебе и жена, и дети, и дом», – подумал он, осознав, что жизнь его приближается к концу.

Стенли откашлялся. Он всегда отличался завидным здоровьем, но, проводя всё время в сырой камере, оно заметно пошатнулось. Он снова просунул руки в узкую щель под самым потолком, заменяющую окно – единственное напоминание ему о свободе. Но свобода осталась где-то там, за крепкими тюремными стенами, за тяжёлыми дубовыми дверьми, за скрипучими железными засовами. Он стоял и слушал, как по коридору вновь раздаются шаги, становясь всё громче и громче. «Опять идут за кем-то», – подумал он.