Петр Котельников - Дороги, нас выбирающие. Том I

Дерзость его поступка сложно оценить, она не подчиняется рассудку. Он даже, собираясь забраться в постель молодой женщины, не подумал о возможности криминальной ответственности.

Сейчас он слушал, замирая от волнения, как ступают босые ноги молодой женщины по ковру. Он чуть отодвинулся и почувствовал, как прогнулась постель под тяжестью опустившегося рядом тела. Она повернулась к нему лицом. Ему казалось, что оно светится в обрамлении рассыпавшихся волос. Он видел, как потянулись ее губы к его губам, и прикрыл веками глаза, почувствовав ее теплое, как летняя ночь, дыхание. Потом ее губы прижались к его губам. Он почувствовал, как ее язык раздвигает ему губы. Он не знал, что ему делать? Но в это время она скатилась на бок. И перевернулась. Лежа на спине, она чего-то ждала от него. Он неловкими движениями рук стал ее ласкать. К его удивлению он чувствовал, что она растворяется в наслаждении. Потом, не довольствуясь, она взяла дело все в свои руки. Теперь он терял рассудок, в страсти, им разбуженной самим: время шло, он его совсем не замечал. Только под самое утро, утомленный любовью, он крепко заснул, уткнувши лицо свое в ее грудь…

Любовь разбуженная, продолжалась, принимая разные оттенки. Как-то в вечернее время, когда сумрак сгустился настолько, что стал превращаться в темноту, он привел свою девушку на лужайку приусадебного участка, уложил ее на траву и приник к ее телу. Он исступленно обнимал ее, пока она не сказала ему просто: «Мне больно!»

Но потом заработал самостоятельно инстинкт удовольствия – и он понял, что девушка идеально подходит к нему

Он теперь не чувствовал себя несчастным, восклицая:

Слышно иногда: «Темноволосая и неловкая, «неудаха»! Словно грех той женщины так велик перед внешностью своей, что прощения ей нет и быть не может! Лучше той, кажется, которая увела мужа чужого, которую называют воровкой душ мужских! Как только языки поворачиваются, говорить подобное? Пусть отсохнет у той язык, кто оценку дает там, где покров истины ложью скрыт!

И опять же слышно справа и слева, да и сзади тоже: «Чистая, а бесстыжая… вкуса нет, фантазий лишена… а у этой пятен нет, хотя и рыжая, знать все искусственно в ней, знать бесстыжей ее мама родила!» И еще, более других достается женщине полуденно знойной, чья страсть заклеймена женской общиной, обеспокоенной своею судьбою, вот почему выносит она безаппеляционное решение, не замечая своих грехов, которых у каждой женщины в общине немало.

Сколько приходится каждой женщине уделять времени своей внешности, чтобы быть красивее той, какой ее должно видеть! Ведь женщина изначально недовольна своею внешностью. Если естественные волосы курчавые, их следует, по мнению ее, выпрямить, если прямые – завить. Брови широкие – выщипать, узкие – краской расширить. Но с этими «недостатками» справиться еще можно, причем относительно просто – были бы только деньги на косметолога.

Хуже дело обстоит с нашествием старости. Тут борьба приобретает порой драматические характеристики.

Так приятно быть юной, когда принято сравнивать юную женщину с утренней зоренькой, показывающей лик свой земле!

Утренняя заря в облике женщины юной, жмурящейся под яркими лучами солнца, потом стремительно встающей, отбрасывающей прочь одеяло из легких белоснежных облаков. Она протягивает миру розовые ладони свои с длинными тонкими пальчиками и улыбается миру. И мир, улыбаясь ей, сбрасывает с себя остатки кошмарных ночных видений. Заря не терпит ничего мрачного. Она всегда светла и радостна! «Радуйтесь моему приходу так же, как радуюсь я приходу светлого легкого радостного дня» – весело звенит ее серебристый голос.