Юрий Тубольцев - Тиберий

Какая отвратительная и унизительная смерть тогда постигнет Тиберия, каким позором завершится его правление, какие проклятья потомки обрушат на его имя!

Конечно, план Тиберия был гибок и предусматривал возможность отдельных осечек, но паутина его замысла имела и ключевые узлы, определяющие исход всего дела. Эти узловые роли он поручил самым верным людям, но разве можно было на кого-то полагаться после измены того, кто более десяти лет казался образцом верности? Именно сейчас у Тиберия возникли мучительные сомнения в надежности некоторых лиц, получивших ответственные задания. Как просто им было сломать всю игру! Еще вчера разработанный план казался Тиберию вершиной мастерства политической интриги, а сегодня он обнаружил в нем чудовищные бреши. И уже ничего нельзя изменить, время бесстрастно отсчитывает мгновенья до вынесения приговора!

Он вскакивал с места, торопливо ковылял старческой походкой на самую высокую скалу и до боли в глазах всматривался в утес на италийском берегу в надежде первым заметить сигнал оптического телеграфа, который должен был предсказать его судьбу и заодно судьбу всего мира. Там Тиберий проводил много часов в лихорадочной суете, терзаемый сознанием невозможности что-либо предпринять. А слуги и придворные вельможи потешались над стариком, в его возрасте способным еще чего-то бояться. Кто-то из них был осведомлен о происходящем, кто-то догадывался, но абсолютно никто не знал, чего именно боялся Тиберий.

А в это время Рим охватила паника, возникшая сразу после сенатского заседания, на котором было прочитано письмо принцепса. Особенно страдали сенаторы и богачи-вольноотпущенники. Сегодня их более всего ужасало то, что еще совсем недавно являлось самым желанным, и они метались по городу, рылись в своих закромах, уничтожая свидетельства благорасположения к ним Сеяна. А ведь эти свидетельства достались им немалой ценой. Кто-то заплатил половиной состояния, другие — предательством друзей и близких, а третьи продали префекту самих себя. Они так старались угодить Сеяну, так стремились услужить ему, а он вдруг оказался негодяем, хуже того, неудачником! Теперь эти обманутые чистые души возмущались его злодейством и истерично уверяли друг дружку в неколебимой верности принцепсу.

Едва только в Курии консул Регул начал читать послание далекого правителя, Сеян заподозрил неладное. Он встал с сенаторской скамьи, уверенно прошел мимо удивленных коллег к выходу, но, выглянув наружу, встретился взглядом с Макроном, окружившим здание храма Аполлона, где проходило собрание, когортами городской стражи. Тогда Сеян все понял и, сохраняя внешнее спокойствие, вернулся на прежнее место.

Накануне к нему подошел Макрон и сказал, что принцепс прислал рекомендацию сенату о предоставлении ему, Сеяну, трибунской власти. При этом он вел себя подобострастно, как бы смирившись с превосходством соперника. Сеян поверил скорее его поведению, чем словам, поскольку такие люди в дурном выглядят убедительнее, нежели в добром. Отложив все дела, он явился в храм Аполлона, но подчеркнутая суровость Ругула и тон письма принцепса насторожили его. Изучив Тиберия, он знал, что, выступая с хорошими вестями, он по-другому строит даже самые первые фразы. Только теперь ему показалось подозрительным, что со знаменательной вестью к нему был подослан именно Макрон. Под влиянием обещаний принцепса Сеян предался эйфории и утратил бдительность.

Еще недавно, будучи консулом, он мог бы прервать чтение любого письма и перейти в контрнаступление. Но сегодня грозный организатор государственного переворота формально являлся рядовым сенатором, и ему пришлось выслушать все, что Тиберий пожелал сообщить о нем собранию.

Однако поначалу письмо не всем показалось важным обличительным документом. Оно было написано в уже привычной нудной манере. Принцепс в очередной раз обращал к сенаторам упрек в том, что они не проявляют снисхождения к его старости и не только не стремятся облегчить его участь уставшего от трудов человека, но своим попустительством пороку взваливают на него новые проблемы. Только после обтекаемого вступления принцепс перешел к делу и возмущенно вопросил: как могли они допустить, чтобы в их среде вызрел заговор, имеющий целью государственный переворот? "Отечество оказалось в шаге от катастрофы, — писал он далее, — и спасение пришло от бдительной женщины. А где были магистраты, рядовые сенаторы, жрецы, представители государственных коллегий, чиновники? Неужели в этом гигантском городе только одна Антония любит Отечество? Разве только у Антонии сохранились глаза и уши, остался ясным разум? А все остальные превратились в слепцов, не видящих дальше порога собственного дома, не слышащих ничего, кроме звона монет, не способных издавать иные звуки, кроме урчанья сытого брюха?"