Лев Жданов - Том 3. Во дни смуты. Былые дни Сибири

— Ты энто про кого смекаешь?.. — раздались голоса. — Сказывай, отец Авраамий…

— Да… думалось бы мне про Михайлу Романова…

— Чего бы лучше и надо… Вот это дело! — снова раздались отклики отовсюду.

— Послушайте, што я сказать имею, честные господа! — подал голос Иван Никитич Романов, видя, что минута наступила благоприятная. — Не знаю, как святитель Филарет… Ошшо вестей оттуда не имеем… А матушка-родительница отрока, она, слышь, и помышлять об этом деле не желает! Боится, слышь!

— Да мы ее на царство и не позовем! Мы прочим сына…

— Кто прочит-то! — поднялся крик из другой кучки, где стояли сторонники других кандидатов. — Сказывайте про себя, не про всех! Нам Романова и не надобе! Голицына, княж Василья Васильева… То иное дело! Прямой царь! Из полону его выкупить и наречи!..

— Нет! — шумели другие. — Шуйского царем! Его всех лучче!..

— Наш Воротынский-царь! — голосила небольшая кучка. — Он и родом постарше-то Романовых будет… И муж совершенный, не отрок неразумный!..

— Присягу-то! Присягу-то поминайте, люди православные! — надрывались сторонники Польши. — Мы Владислава как усердно звали, присягнули ему!.. Он сам по себе, а ляхи будут сами по себе!.. Его возьмем, а ляхов сюды не пустим! Присягу не ломайте, слышь!..

— Эк невидаль! Врагу да из-под ножа, почитай, присяга была дадена! И Бог простит тот грех! И батько разрешит! — успокаивали опасливых сторонники Михаила.

— Я разрешаю данною мне от Бога властию! — громко объявил Савва.

— А я так нет… Маненько погожу, поосмотрюся, подумаю! — откликнулся и Палицын.

А крики снова стали нарастать. Опять стояли люди друг против друга, поодиночке и кучками, готовясь от обидных слов перейти к делу.

— Предатели!..

— Изменники вы сами! Боярские оглодки!.. Последыши воровские! Тушинцы! Недоляшки!

— Гречкосеи!..

— Опришники! Обидчики, разорители земские!.. Собачьи головы! Метлы поганые!..

— Цыц, черная земля! Орда кабальная, холопье стадо!..

— Гляди, холопья в ослопья бы не приняли вас, боляр дырявых!..

— Вот я тебе и сам!..

Уже заносились руки… Передние ряды стали поталкивать друг друга… Жестокая свалка могла затеяться в храме. Кто был при оружии, ухватились за рукоятки кинжалов и мечей…

Но Минин так и втесался в самую гущу, пройдя ее из конца в конец и, словно плугом борозду провел, оставил за собой свободное узкое пространство, разделившее обе враждебных партии.

— Стой! Тише, вы! — расталкивая людей, уже готовых сцепиться, повелительно окрикнул он спорящих. — Все власти у дверей!.. Бояре, воеводы… И послы от чужих городов… От всей земли… Срамиться бы не след перед чужим народом и людьми начальными…

С ворчаньем, медленно стали расходиться спорщики по своим местам, отведенным для представителей Москвы.

В торжественном шествии появилось сперва духовенство, митрополиты: Иона Сарский, Кирилл Ростовский и, всеми чтимый, Ефрем Казанский, затем Дионисий, игумен Троицкой лавры, иноки, священники заняли свои места. За ними — на «начальных» местах — расселись бояре и воеводы с Пожарским во главе. «Печатник» царский, дьяк Лихачов с подручными дьячками занял место за особым столом. Разместились подальше и младшие чины, московские и иные дворяне, головы стрелецкие, есаулы, дети боярские, торговые, цеховые и слободские люди, выборные от Москвы и иных городов. Представители каждого города сидели одной кучкой, без разбора по сословиям.

Ратные люди поместились особым, пестрым, красивым гнездом.

Осенил всех крестом престарелый Ефрем.

— Во имя Господа Вседержителя, Отца и Сына и Духа Свята! Призываю благодать Божию на помыслы и на деянья ваши! Любовь и мир да внидут во все сердца!..

— Аминь! — пророкотало по рядам людей, затихших невольно в эту последнюю минуту. И снова воцарилась напряженная тишина.

— С чистым духом, помоляся Господу, собралися мы здесь решить дело великое, каковое даст мир Земле, изгладит, уврачует тяжкие раны, ею понесенные! Просили мы Всевышнего, да вразумит Он нас и да внушит то имя, кое всем нам принесет и тишину, и счастие! Да отженет от нас все помыслы лукавые, плохие и просветленье пошлет, яко посылал Израилю во дни избрания царя Давида и иных!

Смолк, опустился на свое высокое место Ефрем.

Заговорил Дионисий:

— Именем Господа Спасителя, Распятого за ны, — благословляю вас, чада мои возлюбленные! Да будет здесь незримо послан вам дух мудрости и чистоты душевной!

За Дионисием заговорил Пожарский: