Лев Жданов - Том 3. Во дни смуты. Былые дни Сибири

— Ай да Кузьма! И ритора ученого наставит гораздо! Авраамия свалил! — послышались голоса окружающих бояр.

— Что же, признаю, красно говорит нижегородец! Но… и я не спор вести хотел… — с притворным смирением проговорил Авраамий, косясь на бояр и на толпу ратников и молодых воевод, которые, заинтересовавшись речами Минина, взобрались на средние ступени крыльца, не решаясь подняться выше из уважения к старшим начальникам.

— Сдается мне только… — начал было снова монах.

Но Минин, не давая досказать, влился в его речь:

— Што, теряя понапрасну дни, найдешь ты што-либо? Отец честной?.. Не полагаю, батько! Устанут пуще люди. Слышь, и так поустали. Кто Русь спасал, те по домам потянут, как оно уже и началося. И тут, по-старому, подьячие да дьяки учнут всеми делами вертеть да те самые князья-бояре знатные, кто землю до разгрому допустил, до лихолетья тяжкого и долгого!.. Вот мешканье к чему приведет, а не к иному, как ты толкуешь! Не про тебя скажу… Но иные — рады бы отдать любую половину казны своей, штобы стало так, как ты советуешь. Потом они погреют лапы по-старому в земском сундуке, наверстают все убытки и протори, все подкупы и закупы, когда их верх возьмет!.. Да нет! Вот слышит Бог: тово не будет!..

Мощный, хотя негромкий, сдержанный, как рокот дальних громов, пролетел гул одобрения снизу в толпе и среди старших начальников-воевод.

— Ай да Минин… Молодец! Спасибо!.. Так, Кузьма! Не будет!..

А Минин сильнее уже поднял голос, чтобы слышали люди, стоящие в кругу, и народ, темнеющий за ними.

— Коль Бог подаст, грядущею весною воссядет царь на троне московском и процветет, как некий крин прекрасный… Я, Минин, вам, миряне православные, головою в том ручаюся!..

— Живет Кузьма! Живет земли радетель! — откликнулись радостно толпы народа.

— Потише, вы! — остановил клики Кузьма. — Царю покличете в свою пору. Его повеличаете. Теперь боярам честь давайте. Я — мужик простой, так мне величанье-то ваше и вовсе не пристало!..

Порывисто заговорил Савва, тронутый искренним смирением Кузьмы.

— Ну а скажи, «мужик» ты мой любезный, што мил есть Господу паче иных князей родовитых да вельможей значных… Кого возьмем себе в цари?.. Ужели — ляха?

— Бояре бы взяли… Да земля не дозволит!

— Вестимо так, Миныч… Ну, мысленное ль то дело: лях — царь Руси!.. Влацлав али Жигмунт сидит в Кремле, творит обряды в святых соборах наших!.. Только што боярам и пристало о подобном думать… Вот кабы такова… От Рюрика… от корня старовечного… Скажем, как Голицын-князь Василий Васильич, господин…

— Отец честной, мы здеся не на соборе! — живо перебил протопопа Минин. — Вон люди дожидаются меня… Апосля потолкуем!..

И он обратился к стоящим пониже младшим воеводам и тысяцким:

— Ко мне, поди… Пошто, сказывайте!..

Наперебой заговорили начальники отрядов, которым Минин поставлял все необходимое для жизни и для боя.

— Рать новая пришла от Арзамаса.

— Две сотни подвалило калужан! — доложил другой.

— Слышь, суздальцам, нам, кормов не хватает!

— Я с Мурома, сокольничий, Масальский-князь, Василий… Попомни, запиши. На службишку явился… Уж ты меня пожалуй…

— Нам отпустил бы холопей с конями да телегами, — слышалось с другой стороны. — Они кладь подвезли, теперя домой ладят поживее. Пришли их посчитать, Миныч!

— А нам — казны пушкарской да припасу надоть…

— Пожди, дай мне! — осадил соседа громадный, нескладный воин, скорее напоминающий мужика, одетого в кольчугу, с бердышом и в простой шапке барашковой на голове. Он гулко забасил:

— Мы-ста — поморяне! Кормы уж больно плохи… Такие шти нам дают… тьфу!

Он плюнул сердито.

— Мы-ста не обвыкли! Нам рыбки бы… хошь солененькой, коли не свежой… Снеточков бы… Да ошшо…

— Не разом, слышь! — крикнул наконец Минин. — По ряду речь ведите! Нет даже мочи. Вот я в сей час! Степаныч, — обратился он к дьяку Сменову, которого взял с собою в поход. — Ты со мною… Записывай, а я пойду опросом!..

Спустясь в толпу, ожидающую его внизу, он стал опрашивать поочередно каждого, говорил свои решения Сменову, который с письменными принадлежностями, висящими на груди, с тетрадкой шел за другом и записывал его распоряжения.

— Боярин-воевода!.. Трубы! Трубы! — послышался говор бояр на верхней площадке крыльца.

Стрелец снова подал знак ударом по своему барабану. Трубы и литавры загремели снизу, из отрядов, выстроенных там в виде почетного караула.

Пожарский в сопровождении князя Димитрия Трубецкого появился наверху. Несколько азиатов-телохранителей, остановясь немного поодаль, замерло в неподвижной группе. Затем показался и престарелый князь Шереметев со своими двумя-тремя помощниками по делам совета ратного.