Лев Жданов - Том 5. Цесаревич Константин

— Позор! — напряженно откликнулись молодые голоса.

— У нас нет, как в Риме, правящего класса, которые желал бы Цезаря, в каком бы… виде тот ни явился. Наши магнаты сами рабы у последнего из преторианцев этого русского диктатора с лысой, жирной головой, такой же, как и у его брата!

— И оба они лицемеры! — крикнул Заливский. — Говорят одно, а делают другое!.. Константин совсем двуликий Янус…

— Какой там Янус?! — отозвался чей-то голос. — У Януса — две головы… А у этого — разве две… поясницы… Безголовый Янус наш «старушек»!.. Двуспинный Янус…

— Ловко, ловко! Двуспинный Янус! — со смехом перекатилось по поляне.

— Постойте, товарищи. Довольно шуток. Час наш еще не пришел. Мы еще молоды и не можем вмешаться в дело общее, в настоящую жизнь. Но надо готовиться… Вот брат мой, Валериан, говорил: готовятся русские идти на помощь австриякам тиранам, презренным барышникам против угнетенной Италии… Может быть, и наши польские войска, которые так муштрует некоронованный «круль» Константин, будут двинуты туда же, чтобы душить вольность великого народа! Можем ли мы терпеть это?..

— Нет, не можем!.. Не можем…

— Вот и нужно готовиться… Строить планы…

— Какие? Как? Говори, скорее…

— Я еще не знаю… Я не думал. Подумаю. Будем все работать… Подумаем… Бог просветит нас на благо отчизны… Да живет наша Польша!..

— Hex жие Польша!..

— Будем готовиться, чтобы каждый из нас, не дрогнув в решительную минуту, мог нанесть смертельный удар тирану!..

— Pereat!

— А пока будем осторожны… В нас таится будущая судьба отчизны… Будем приветствовать цезаря, готовя ему самому удар: ave, Caesar! Morituri te salutant! [11]— Ave!

— Споемте теперь нашу боевую песню!..

И свежим, хотя и несильным голосом он затянул:

Хор подхватил подмывающий напев…

Вдруг из-за деревьев со стороны, где раскинулся лагерь и кипела веселая маевка, послышался резкий свист, другой. Все смолкли, насторожились.

— Ничего, товарищи: наши часовые извещают, что идет враг… Приближаются шпионы или чужие, случайные свидетели… Давайте, будем петь… Чтение классиков кончено… Начинай, Игнас, у тебя это хорошо выходит:

Полувоенная, полународная задорная песенка сразу понеслась в теплом воздухе, песня о молодце-гусаре, которому красотка, проходя мимо, не только отдала свою кошелку с грушами, но подарила и горячий, сладкий, слаще спелой груши, поцелуй…

В сопровождении двух воспитанников появился сам инспектор, которого озаботило исчезновение целой группы учеников, которых все знали за сорванцов и коноводов во всяких необычайных выходках.

Кто-то сказал, по какому направлению уходили некоторые из этих сорванцов и Лиса-Полизуха, как звали инспектора, разыскала таинственную луговину, а на ней всех отсутствующих.

— Что такое? Песни глупые… И для этого так надо отбиваться от всех? — с недоверием оглядываясь и покачивая головой, заметил он.

— Вовсе мы не песни петь сюда собрались, а почитать Тацита и Тита Ливия среди природы! — скромно отозвался Заливский, принявший еще более невинный вид, чем это было раньше.

— Ливия? Тацита? Могу представить… На чистом воздухе? Вы и в классе от классиков бегаете… А тут, на тем на чистом воздухе! Мне не замутите глаз вашим чистым воздухом!.. Идемте-ка туда, где все…

— Идемте… идемте… Мы уже кончили… И сами собирались…

С говором двинулись юноши к сборной поляне через лесную поросль.

— Следующее чтение когда, я повещу вас, товарящи! — крикнул Лукасиньский и первый кинулся в гущу леса.

Когда все ушли, и поляна опустела, из густого кустарника совсем близко от места, где стоял и читал Лукасиньский, показалась темная фигура в сутане ксендза. Это был преподаватель Закона Божия в младших классах, патер Францишек.

— Вот какие игры у нашей молодежи завелись, — в раздумье покачивая головой, пробормотал он. — Интересно, что из них выйдет, из больших… А дух — хороший. Могут пригодиться в свое время эти молодяшки… Нам будет с графом Антоном и Адамом потолковать… Сказать им… «Еще Польска не згинела»… Ишь, как старики поют, так молодежь чирикает, недаром говорится… Еще не згинела… Поглядим, посмотрим…

К поре завтрака поляна приняла совсем вид жилого лагеря. Около буфетных палаток на траве были устроевя мгновенно раскинутые «столовые», причем скатерть, разостланная на земле, заменяла стол и пирующие возлежали кругом по примеру древних.