Владлен Немец - После войны

Но ничто не бывает вечным.

У зам. министра

– А у меня к вам серьезный и, я бы сказал, конфиденциальный разговор, Сергей Николаевич.

Сергей выжидающе молчал.

– Вот, по долгу службы, так сказать, просматривал я на днях ваше дело и, знаете, несколько удивился: диплом с отличием в энергетическом институте, блестящая карьера в инженерных войсках от лейтенанта до полковника, вся грудь в орденах – а в главке штаны протираете. Можно сказать, большой корабль по луже плавает.

Серебров смотрел на вальяжного, вечно улыбающегося зам. министра по кадрам. Старому крокодилу мое место понадобилось, видать. Ишь как распелся! Но причем здесь конфиденциальность?

А Иван Прокофьевич продолжал: «А у нас для вас как раз подходящая вакансия открылась.»

Тут уж Серебров не выдержал: «Чем же я это не ко двору пришелся?»

Улыбка пропала, и на Сереброва смотрел совсем другой человек, суровый и может быть чуть-чуть грустный: «Вот-вот, очень хорошо выразиться изволили. Именно, что не ко двору! Посудите сами, Сергей Николаевич. Пришли вы в Министерство четыре года назад. Так? Через два года – старший инженер. Другой всю жизнь к этому стремится, а вы через два года. Теперь вы кандидат на должность главного специалиста. И вот ваши сослуживцы сидят и дрожат – кого из них выставят, на пенсию отправят, а вам его место отдадут. Так-то!»

– Но позвольте, Иван Прокофьевич!

– А чего тут позволять? Вы же универсал, блестящий специалист. Скольким из так называемых главспецов вы помогли решать задачи, которые им оказались не по зубам, а? Вы всё это делали из лучших побуждений, понимаю. А они вот тоже понимают, что вы сильнее любого из них, а значит, любого из них заменить можете. Вам-то что! А они узкие специалисты. Это вы, если вас, к примеру, уволить, так всегда себе другую работу найдете, еще лучше прежней. А для них всякое перемещение – конец. Так что вы, дорогой мой, загоняете их в угол. И вот об этом я и хочу поговорить с вами доверительно. Поступает ко мне информация, что на вас телегу готовят. А у нас тут сами знаете как. Сразу по всему министерству проверки пойдут: что, да как, да почему. А враги – они у нас у всех есть!

– Страшные вещи говорите, Иван Прокофьевич.

– Может и страшные, но это правда. Это на фронте всё было ясно и понятно: здесь мы, там они. А тут пауки в банке. Я, голубчик вы мой, тридцать лет на кадрах – всего навидался.

– Значит, заявление подавать?

– Какое еще заявление?! На повышение предлагаем! Управляющий облэнерго Загряжской области на преподавательскую работу просится. Устал. Все-таки возраст, 67 лет.

– Ну как же это так, Иван Прокофьевич! Я всего лишь старший, и вдруг…. Шутка ли сказать, такое хозяйство, энергетика целой области. Тут очень даже подумать надо.

– А вы не думайте, соглашайтесь! Мы вам отсюда всяческую помощь окажем. И те же ваши сотрудники, как узнают, что вы им больше не конкурент, будут вам плечо подставлять. Комнату вашу, конечно, за вами оставим. Хотя, зачем она вам? Вернетесь большим начальником, квартиру получите. Для области три джипа выделено. Вот, на одном из них с ветерком. Хорошо! – зам. министра мечтательно улыбнулся. Потом полистал личное дело Сереброва, и добавил, – в поликлинику ходите, спина болит после контузии. Так вот, я специально выяснял: у них в области та-а-кой костоправ есть! К нему из столицы специально приезжают. Стремянный его фамилия.

Марина, когда Сергей рассказал о разговоре с заместителем министра, долго молчала, обдумывая что-то личное: «Сереженька, этого следовало ожидать. Помнишь, что я тебе говорила про добрые дела? Этот выход для тебя нашли отличный, а могли отправить в какой-нибудь проектный институт в Тьмутаракань, чтобы гусей не дразнил. Соглашайся Сережа, здесь действительно не о чем думать.»

– Мариночка, милая, я не об этом. Я не хочу с тобой расставаться. Давай поженимся и поедем вместе, а? Работу там для тебя подходящую найдем, а то преподавать станешь. Я слышал, там приличный политехнический.

– Сереженька, мне тоже с тобой расставаться как с куском самой себя. Не хотелось об этом говорить, но видно придется. Для евреев начинаются черные времена. Нет ты меня не перебивай! Ты станешь большим начальником, будешь на виду. Все твои дела будут обсуждаться и производственные, и личные. Жена еврейка – это гроб для твоей карьеры! – Кто знает, может ты меня потом и упрекать будешь. Не надо, Сереженька! Жизнь – штука сложная.