Владимир Болховских - Правда о золоте Кубанской рады. Информация. Мистика. Приключения

открыться нужно движение душ снаружи или внутри

,чего по всей видимости не происходило. Я сделал

с метров пяти от него несколько фотографий дуба

с вспышкой, которая и проявляет все не видимые

глазу процессы. Нет ни чего дуб как дуб и ни

чего вокруг. Тогда мне пришло в голову навести

движение самому, я попросил одну из спутниц

подойти в плотную к дубу, понимая серьезность ее

положения если вдруг произойдет то чего я

ожидал, как она только подошла к нему я тут же

сделал фото и моментально бросился к ней за

секунды отбросив ее от дуба, она споткнулась

упала и обиделась на меня, но когда увидела

фото все обиды тут же прошли и кроме

благодарности нечего не осталось. Долго не

мешкая мы все отправились к машине и поехали

домой.

Ночь выдалась темная, в лесу у костра сидел человек, это был он Диман. время от времени подкидывая в костер дрова, замирал, глядя на пламя, которое наталкивало его на размышления, о смысле жизни. Пустота какая то внутри. С одной стороны, отрешение от всего, с другой спокойствие. Рядом никого и ничего, все заботы остались там в городе. Лес вообще действует на всех по разному, да и я не исключение, мысли философские посещают: как, что, почему. Ночью же всё кардинально меняется, появляется чувство беспокойства, если ты один. На дорогах и тропах ещё туда сюда, А вот в лесу… Поэтому лучше устроится на ночёвку у речки, как-то спокойнее себя чувствуешь. Возможно точно так же, в далеком сорок третьем году грелся у костра и брат моего деда, то же ветерана. Да судьбы у них сложились по разному, много солдат тогда полегло в этих лесах. Поиски его захоронения и обстоятельств гибели ни к чему не привели, документов сохранилось мало, да и из за равнодушия нынешних чинуш вряд ли уже удастся вывести его имя из списка пропавших без вести. Удалось только определить приблизительное время и район гибели. Осталась только уверенность в том что погиб он не зря, да память о нем в нашей семье. Сколько вас таких преданных сынов, отдавших все своей Родине, сейчас лежит по полям и лесам и здесь у станицы Шапшугской. Не предавшие Родину, но преданные нами. Размышления прервало потрескивание костра, стало тепло. А подсядешь ближе к нему, так и обдаст приятным жаром, каким то своим танцем пляшет огонь, показывая временами разные фигуры. То птица раскинет крылья, то собака появится, а вот мелькнул чей то лик. Кажется, что привалившись спиной к дереву и, глядя на огонь, можно провести здесь вечность. Ощущение времени, теряется, час ночи? или уже три? Отсчёт сейчас другой, периодичностью подкладываемых в костёр поленьев. – Не напугал? Пустишь погреться? Не помешаю? Мужской голос прозвучал неожиданно, но не напугал. – Присаживайся. Шучу – Гостем будешь. – Да я недолго, курну и пойду дальше. Человек подошёл ближе. Достал кисет! Ого! Неужели кто-то ещё до сих пор умеет крутить самокрутки? Чудно как-то. – Составишь мне компанию? Может «соточку» для сугрева? – предлагаю. Не спеша отвечать, человек отрицательно пока Человек кивает головой в сторону пустой бутылки кивает головой. Благодарствую! Я своё уже выпил. То ли грусть, то ли ирония прозвучала в голосе. Или мне показалось? – А ты хорошо держишься, – усмехнулся одобрительно ночной гость. – В смысле? – переспрашиваю недоумевая. -А-а это!? – улыбнулся я. – Это не моя, я когда место под костер расчищал, нашёл. Старая, скорее всего. Смотри, видишь, на донышке надпись: «завод имени Сазонова». Как-то читал, что на этом заводе перед Великой Отечественной войной работал стеклодувом будущий Герой Советского Союза Ларионов Георгий Петрович. Лётчик-истребитель. Геройский мужик! Получил Героя, в марте 1940 – го года за финскую. А в Отечественную провоевал всего месяц и погиб. Так вот держишь эту бутылку в руках и думаешь, а ведь всё может быть, может, и он её в своё время сделал. А? Как считаешь? – Да-а… Война, война… Лицо человека стало серьёзным. Скорее, даже суровым. – А, это откуда? – Каска-то? Была тут история не так давно, по осени лесники наткнулись на останки нашего солдата с той войны. Недалеко отсюда, кстати, метров двести, не больше, там воронка здоровенная, вот он в ней и лежал, под деревом, присыпало, видать, землёй при разрыве. Я сам то не видел сначала. Был после того, как его выкопали. Нашёл в отвале пару косточек и штык, от винтовки что ли. Мы с товарищем ту яму закопали, неловко как то, оставлять, могилой служила ему всё-таки. Собеседник взял тронутый ржавчиной стальной шлем. Повернул его «лицом» к себе, пальцы погладили пробоину от осколка. – Вот оно значит как.. – произнёс задумчиво. И вдруг оживился. – Ты землянки видел за дорогой, справа от хутора? – От какого хутора? – удивился я. – Там от старого хутора один фундамент всего остался. Не обращая внимание на мои поправки, ночной гость продолжил. – Это в 1943 – м было, зачитали нам приказ перед строем, строго настрого запретили передвигаться в светлое время суток, наступление готовилось, значит, верная примета. Да и авиация немецкие позиции бомбила нещадно, где земля, где небо не разобрать было. И, как-то в ночь, всех подняли, всё задвигалось люди, техника, мы сразу поняли, началось! Наше время пришло! – Да не удивляйся ты так! Просто слушай, тут такой шквал огня был. Немчура, что и говорить, вояки крепкие, по обоим флангам у них траншей километры, колпаки бронированные. Наши пушкари так и не смогли всё подавить. Ну, а что поделаешь? Стоять на месте нельзя, растопчет авиация, вот тут, «фрицы» и опомнились, н – да. Некоторое время он молчал, сделал последнюю затяжку, бросил окурок в огонь, кивнув на каску, добавил. – А солдатик этот, с пулеметом бежал, да не сберёгся, пулю в грудь получил, а следом и осколок, в голову, всё, жизнь солдатская кончилась. Хоть и носил оберег, чтобы вернуться но Судьба, разве уйдёшь от неё? – Дважды земля принимала его, тогда и сейчас. -Не слышал, что было с ним после того, как нашли? Отправили косточки в район, чтобы определили, от чего погиб, да так и не смогли. А потом закопали там же, в районе, как неизвестного, вместе с умершими бездомными, значит. Ну а что? Тоже ведь, люди, всё не бросили. -Неужели такое может быть? – от изумления от услышанного, большего выдавить из себя было, просто невозможно. – Не по человечески как-то, а вообще. откуда ты всё это знаешь?! – Пойду, пора мне. Откуда знаю? Да как тебе сказать. Поверишь ли? Это, моя каска. Дай-ка руку свою, вот, возьми на память, у меня больше нет ничего, да и ни к чему вроде. Необычный гость отошёл от костра, темнота ночи поглотила его. Разжав ладонь, вижу на ней солдатскую пуговицу со звездой. Напоследок слышу далёкий голос: – Знаешь, ты себя да людей не вини. Ни к чему, я вас простил.