Михаил Деревьев - Невольные каменщики. Белая рабыня

— Что истинное благородство души испытывается чувством благодарности. А тебя, насколько я вижу, это чувство гнетет.

Брат склонился в ироническом поклоне.

— Думаю, вы попали в самую точку, мисс, разбирая обстоятельства моей сердечной смуты. Да, причина всех моих переживаний именно оно — чувство благодарности. Вернее сказать, размышления о том, насколько далеко следует заходить в следовании ему.

Сказав это, лейтенант резко развернулся и решительно направился к дому.

До Элен постепенно стал доходить смысл сказанных слов. Она даже попыталась окликнуть брата, но горло перехватило от волнения. Ей пришлось присесть на выступ скалы, чтобы отдышаться и привести свои мысли в порядок. Еще раз, по возможности холодно, взвесив суть сказанного братом, она пришла к выводу, что это было не что иное, как признание. Может быть, не полное, слегка завуалированное, но, тем не менее, это было оно.

Когда минут через двадцать Элен, более-менее совладавшая со своими нервами, вернулась в дом и попыталась разыскать Энтони, чтобы закончить объяснение, она узнала, что лейтенант уехал в гавань и велел сообщить, что переночует на корабле.

Затеплившаяся было радость Элен перешла бы в отчаяние, когда бы она узнала, что завтра утром корабль Энтони «Мидлсбро» уходит в плавание на целую неделю. Задержка их разговора с братом даже на несколько часов казалась ей чудовищной.

Сэр Фаренгейт, наблюдавший в окно за разговором своих детей, понял, что сам он не готов к тому, чтобы объясниться ни с одним из них. Как старый и опытный человек, он знал, что, если ситуация кажется неразрешимой, не надо пробовать решить ее, тем более немедленно, нужно довериться времени.

Губернатор подошел к столу и позвонил в колокольчик.

— Бенджамен?

— Да, милорд.

— Пошлите кого-нибудь в гавань к Хантеру с сообщением, что завтра Ямайская эскадра выходит в полном составе на патрулирование.

— Вся эскадра, милорд?

— Вся. Нашим господам морским волкам пора встряхнуться, а то они опухли от рома.

Когда Бенджамен ушел, сэр Фаренгейт написал записку лорду Ленгли с предложением принять участие в учениях вверенного ему, сэру Фаренгейту, флота.

Помимо огромного дома в Порт-Ройяле, Биверстоки обладали еще несколькими в разных городах Ямайки и на других IX островах. Один из них, расположенный на северном побережье острова, в небольшом городишке под названием Бриджфорд, Лавиния и решила использовать для осуществления своего плана. Бриджфорд находился милях в десяти от Порт-Ройяла на берегу уютной, мелководной бухты. Дом Биверстоков, родовое их гнездо, возведенное около сотни лет назад Джоном Агасфером Биверстоком, было первым каменным строением в здешних местах. Городок вырос позднее, и у его жителей изначально сложилось уважительно-опасливое отношение к серому мрачноватому строению замкового типа. Ходили легенды про какие-то темницы и подвалы, устроенные сэром Сэмюэлем в подземельях родового гнезда. Хотя трудно представить, и никто не мог объяснить толком, зачем бы эти темницы могли ему понадобиться. Постепенно, особенно после того, как Биверстоки переселились в столицу, мрачный образ бриджфордского дома стал бледнеть, хотя внушаемые им неприязнь и тревога так до конца не сумели выветриться из сердец местных жителей. Когда на улицах городка появлялся его управляющий, лысый метис по имени Троглио, с головою как яйцо, дети разбегались, а взрослые старались раскланяться издалека.

Размышляя о том, как ему вести себя в следующий, решающий для него день, дон Мануэль отдал должное проницательности Лавинии, посоветовавшей перевести «Тенерифе» из Карлайлской гавани на рейд Бриджфорда. Если его ухаживания за Элен не принесут никаких результатов, возвращаться в Порт-Ройял ему не имеет смысла. Равно, впрочем, и в том случае, если ему все же повезет. Несмотря на всю радушность оказанного ему приема, испанец сильно сомневался, что отец Элен, и особенно брат, охотно пойдут на то, чтобы спокойно отдать ее ему, человеку слишком чужому, хотя и зарекомендовавшему себя с самой лучшей стороны. Надо сказать, что дон Мануэль понимал, что пускается в несколько сомнительное, с моральной точки зрения, предприятие, но считал, что любовь в конце концов все спишет. Если все сложится удачно и Элен станет его женой, он надеялся, что сможет объяснить сэру Фаренгейту мотивы своих поступков. О будущих своих отношениях с Энтони он предпочитал не думать. Прохаживаясь по полуюту своего корабля, он думал о том, какая страшная вещь любовь, как она заставляет человека совершать поступки несовместимые с представлениями о порядочности и даже чести.