Владимир Москалев - Два Генриха

– Что же ты будешь делать на мессе?

– Благоговейно внимать речам оратора и осенять себя крестным знамением всякий раз, как будет произнесено имя Бога или дьявола. Отец должен видеть нас с тобой среди паствы.

После окончания мессы, когда они проезжали по одной из улиц, Ноэль обратился к сестре, хмуря лоб:

– Скажи, откуда происходит вера? Античные боги язычников, бог христиан… Почему люди религиозны, что заставляет их верить в то, чего никогда не было и никто не видел? Ты утверждаешь, люди слепы. Как можно ослепить все народы?

Агнес ответила на это:

– Массовый психоз, запугивание, основанное на невежестве – вот что это такое. Однако, в конечном счете, все зависит от человека, его внутреннего состояния. Кто не захочет, не поверит ни во что. Но людская масса темна, к тому же морально труслива, это и заставляет ее обращаться к религии.

– Она просит Бога помочь, ведь он предназначил человеку райскую жизнь и создал его по образцу и подобию своему.

– Вздор! Лишь глупцы верят в то, что их создал Бог. Это люди выдумали Бога, похожего на себя.

– Зачем?

– Чтобы верить. Во что-нибудь. Вот и сочинили Библию.

– Если так, то откуда тогда взялся человек?

– Не знаю, но, во всяком случае, не из глины и не из ребра. Глупость! Но много ли надо грешному созданию, чтобы поверить в эту чушь? Стоит однажды рассказать красивую сказку, а потом пригрозить муками ада за неверие в нее, как человек становится податливее воска; церковь лепит из него то, что ей требуется. Отчего это происходит? Оттого, что человек не знает законов природы. Они неизвестны и церковникам, но те выдают их за деяния божьи либо в наказание за грехи людей, либо в ответ на дары и молитвы, обращенные к Богу. Весьма удобная позиция, которую необходимо защищать. Отсюда гонения на еретиков и подавление тяги к знаниям у народа. Таким образом, вера в божественное провидение и чудеса, ниспосланные с небес, крепнет в сознании людей, да так, что ее оттуда не выбить.

– Выходит, ты не веришь во все это. Но во что-нибудь ты все же веришь?

– Ни во что.

– Человек не может жить без веры.

– Может, если не слаб духом и умом. Возможно, когда-нибудь и я начну испытывать жажду в утешении, вот тогда и придется обратиться к религии. К тому времени я стану старой и дряхлой. А пока я не вижу, ради чего стоит молиться на иконы, ходить на проповеди и никому не нужные исповеди, придуманные хитрецами. А если кто посмеет указать мне на столь неблагочестивое поведение, горько пожалеет об этом: я раздавлю его, как клопа.

– Наш дед гордился бы тобой, Агнес.

– И я буду достойной этого, Ноэль.

– Я тоже, сестра!

Внезапно Агнес сжала губы, нахмурилась и с подозрением огляделась по сторонам. Обернулась, поискала кого-то глазами. Встретив вопросительный взгляд брата, пояснила:

– Мне все кажется, будто за нами следят. Чьи-то глаза неотступно буравят нас, а уши улавливают нашу беседу. Что скажешь на это?

– Женщины более эмоциональны, поэтому им всегда невесть что кажется. Что касается меня, то, во-первых, я ничего не заметил, а во-вторых, увидел харчевню прямо на нашем пути. Не хочется возвращаться во дворец и садиться за стол с казенным обедом и дежурными фразами. Где еще побеседовать по душам, как не здесь? Во всяком случае, тут нет слуг и некому перед тобой лебезить, а трактирщику вряд ли придет охота заглядывать тебе в рот. Словом, непринужденная обстановка – лучшее, что можно вообразить.

И Ноэль указал на двухэтажный дом с вывеской, на которой охотник нацелился стрелой в большого синего зайца, поднявшего лапы.

Сытно пообедав, оба встали из-за стола. Агнес вышла, а Ноэль задержался: ему вздумалось поинтересоваться у трактирщика, по случаю какого празднества их город столь наряден и чисто вымыт. Атмосфера других городов, в которых он побывал, не вселяла особой жизнерадостности.

Агнес это совершенно не трогало, и она, вскочив в седло, стала ждать брата на улице. И тут ей снова показалось, будто кто-то незримый присутствует рядом и пристально смотрит на нее, причем сзади и вполне открыто, не прячась. Положив руку на рукоять меча, она стремительно обернулась и от неожиданности даже привстала в седле. У крупа коня, левее, стояла преклонных уже лет женщина, похожая на нищенку. На ней было рубище, как на монахах, на голове капюшон, скрывающий лоб и часть лица. Но не глаза. Они были устремлены на всадницу.

– В чем дело, любезная? – спросила Агнес, грозно глядя на незнакомку сверху вниз. – Отчего ты следишь за мной, а теперь подходишь так близко, словно тебе есть что сказать мне, причем весьма важное. Говори же, если так.