Андрей Козырев - Книга родства. Повести и рассказы

Однажды весенним утром Егор проснулся от боя набата. Как потом выяснилось, это был знак о начале мятежа, который священнослужители города подавали казакам, не принявшим Октября.

За стеной раздались выстрелы. Егор и его племянник Мишка Кулаков, вихрастый большеглазый мальчишка, из-за родительской ссоры ночевавший у него в доме, выбежали на улицу. Там происходила перестрелка: казаки Анненкова на конях отстреливались от войск, принявших советскую власть. Егор замер, глядя на мятеж, бой, смуту, происходящие на родной улице, и не заметил, как Мишка сбежал от него куда-то. Волохов стоял неподвижно и смотрел, смотрел, как заколдованный, вбирая широко открытыми синими глазами войну и ужас междоусобной бойни.

Вот высокий черноволосый казак, оторвавшись от своего конного отряда, метким выстрелом попал догонявшему его красному солдату прямо между глаз, и тот упал на землю, упал безвольно, как мешок… вот окружившие казака солдаты вцепились в него и, не обращая внимания на выстрелы, начали сталкивать его с коня… вот какой-то мальчишка бросился казачьему коню под ноги, и тот встал на дыбы… казак падает… солдаты убивают его, убивают зло, жестоко, беспощадно… и он лежит на земле рядом с мальчишкой, голова которого разбита конским копытом… черноволосые головы обоих заливает горячая, дымящаяся кровь. Но кто этот мальчишка? Невысокий, в распахнутой на груди рубашке… на груди – тонкая алая линия шрама… такая же была у Мишки, – он в детстве поранился… Мишка? Мишка… Мишка!!!

Егор стоит, не шевелясь. «Я ли видел это? Я ли? Убит Мишка… Кем? Конем? Войной? Или сам погиб, по вине своей? Кто виноват, а? Никто не виноват… и все виноваты. И я тоже. Надо было мальчонку на улицу тащить… О Господи! Я ли это?»

Замер Егор. Замерла Россия.

* * *

Вскоре в городе установилась власть белых. Впрочем, между новым начальством тоже не было согласия: одно правительство сменялось вторым, второе – третьим. Егор внешне сохранял равнодушие к этим переворотам, но в душе был недоволен ими: «Не люблю я тех, кто с нами, как кот с мышкой, играется. Беспощаден к нам кто-то. А кто – Бог весть. Но мириться – не к лицу нам будет. Не та у нас порода».

В свой двадцать седьмой день рождения Волохов прямо за праздничным столом получил известие: белогвардейцы сожгли село, откуда родом была мать Егора, Катерина Игнатова. Егор услышал об этом от мальчишки-газетчика, пробегавшего мимо кабака, где отмечали праздник. Налив в стакан водки, Егор выпил половину, затем несколько мгновений помолчал – и выплеснул вторую в лицо висящему на стене портрету Колчака, правившего тогда Омском. Под глазами адмирала образовались мокрые пятна, словно он плакал водкой… Егор дико расхохотался.

Друзья попытались унять захмелевшего Волохова, но он вырвался из их рук и выбежал из кабака. У входа в кабак стоял городовой, попытавшийся задержать пьяного. «Ты! Так это ты Миш-шку убил!» – заорал Егор, приняв городового за человека, убившего его племянника, и бросился с ним в драку – безоружный против вооруженного.

Результат можно было предсказать сразу. Егора арестовали и отвели в кутузку. Его посадили в темную, вонючую камеру, где, кроме него, был только один арестант – Павел Демчаков, юноша лет двадцати, арестованный незадолго до этого по обвинению в распространении революционных листовок. Это был пылкий «русский мальчик», из разночинцев по происхождению, высокий, нескладный, с по-волчьи постоянно возбужденным взором больших глаз, горевших каким-то нездоровым огнем.