Алексей Гатапов - Чингисхан. Тэмуджин. Рождение вождя

– А потом продаст или обменяет в чужих племенах.

– Верно, ему не привыкать к такому делу…

– Дорогу во все стороны хорошо знает.

– А без этого ведь не украдешь…

– Да-да, больше некому…

Шептались тайком, стараясь подальше держаться от нойонских свар: нет ничего хуже гнева властителей и лучше зря не дразнить их, а то потом найдут где-нибудь в овраге со свернутой шеей или отрубленной головой.

К вечеру из-за Хэнтэйских гор показались ливневые тучи, и надежда найти воров по следам пропала совсем. Дождя ждали еще задолго до этого; уже с полудня небо понемногу стало затягиваться сухой, белесоватой пеленой, потом бросили свою охоту орлы и коршуны, притихли в траве кузнечики. Воры, видно, положились на приметы близкого дождя и, увидев в степи коней без присмотра, решили не упускать случая поживиться даровым добром.

Почти все нойоны куреня, да и большинство мужчин в эту пору были в отъезде, при своих табунах. Бури Бухэ, выпив полкотла горячей ухи и пролив столько же пота, спал дома беспробудным сном. Единственный остававшийся в курене нойон Даритай направил по следу воров десяток своих нукеров, а затем призвал всех мужчин и подростков, какие были в это время в курене, к своему айлу.

– Скоро пойдет дождь и смоет следы, – стоя у коновязи, объявил он народу. – Поэтому будем прочесывать всю степь отсюда на юг.

Триста с лишним парней в седлах и без седел собрались за куренем на той самой излучине Онона, где несколько дней назад проходил праздник и, возбужденные предстоящей погоней, гарцевали на разномастных лошадях. Многие были с луками и стрелами, другие вооружились копьями, а то и просто увесистыми палками. Юноши из тех, кто недавно был принят в воины, держались отдельными кучками, сдержанно переговаривались, насмешливо поглядывая на расшумевшихся подростков.

Вскоре из куреня выехала полусотня взрослых воинов во главе с Даритаем. Тот, увешанный отборным, искусно выделанным оружием, величественно восседал на недавно объезженном высоком белом жеребце. Жеребец под серебряным седлом, в обшитой синим шелком узде, норовисто выгибал шею, требовал воли и рвался вперед, ворочая красными глазами. Даритай с усилием удерживал его поводьями и, важно подбоченившись, оглядывал толпу в излучине.

Державшийся рядом с нойоном, по его правую руку, Саахар-мэргэн, пожилой десятник из его нукеров, еще издали заорал на подростков:

– А ну, тихо!..

Толпа враз смолкла.

– Вы что, на игры собрались, что ли? – бурый от злобы, с выпученными глазами, надрывно кричал Саахар, подъезжая. – Или вас по домам отправить, чтобы сидели вместе с матерями и не высовывались?

В застывшей тишине взрослые вклинивались в раздавшуюся толпу молодых.

– Тому, кто в степи издаст хоть один лишний звук, я повелю отрезать язык, – громко сказал Даритай и приказал взрослым: – Нещадно бейте каждого, кто нарушит порядок. Никого не жалейте!

Взрослые воины с невероятной быстротой, часто сдабривая свои повеления режущими ударами толстых плетей по спинам замешкавшихся, разбили толпу подростков на десятки и встали во главе. Даритай, дождавшись тишины, напомнил:

– Запомните все, слово десятника – закон. За нарушение приказа – смерть.

Подростки, до которых, наконец, дошло, что сейчас не до веселья, судорожно глотали слюни, со страхом поглядывая на своих десятников.

«За тремя ворами погнался, а заважничал так, как будто объявил войну чжурчженскому хану. – Во тьме Тэмуджин с неприязненной усмешкой посматривал на дядю Даритая, горделиво восседавшего на своем жеребце. – Не знающий увидит и подумает, что целый тумэн в поход ведет…»

– Ты будешь при мне, – сказал ему дядя еще в курене, когда Тэмуджин, только что вернувшийся от генигесов, услышал шум и подошел к юрте Даритая.

Нукеры, направленные по следу воров, с наступившей темнотой потеряли его, и теперь четыреста всадников шли сплошною цепью от куреня на юг, растянувшись перестрелов на пять в ширину.

Даритай с кучкой нукеров следовал позади, приотстав от цепи на четверть перестрела. Тэмуджин держался по его левую руку, как тот велел. Он догадывался, почему дядя держит его рядом с собой: чтобы потом, когда приедет отец, рассказал ему, как Даритай быстро поднял всех в курене и облавил воров.

Тэмуджин теперь досадовал на то, что попался на глаза дяде. «Не повезло сегодня, – думал он, рыся рядом с ним. – Сейчас был бы со своими и еще, может быть, прямо на воров вышел…»